Битва за Иерусалим - [25]

«Тяжелое было чувство, — рассказывает Мони, — я в жизни не видел Иерусалим в таком угнетающе-жутком облике. Все было серым-серо — словно присыпано пеплом. Пустые серые тротуары, пустые серые улицы».

Стрельба продолжалась, колонна, продвигаясь к лагерю Алленби, была вынуждена искать обходные пути, поворачивая на улицы, которые не простреливались с иорданских позиций на вершине стены.

Погасли светофоры, и город лишился последних красочных, живых бликов. По дороге Мони заметил несколько женщин: на их лицах жили только глаза, ошеломленные и испуганные, «Жуткая вещь, — вспоминает он, — просто жуткая. Дай Бог, чтобы никогда больше у евреев не было таких глаз».

Эти испуганные глаза снова напомнили ему рекогносцировочную поездку (вместе с другими офицерами- разведчиками) по кварталу Абу-Тор в дни готовности. По ту сторону пограничной черты собралась целая толпа арабов. Некоторые, подойдя к самым заграждениям, принялись показывать, что ждет евреев — ребром ладони проводили по горлу. Тогда Мони не испугался и даже не рассердился. Тоскливые глаза женщин заставили его теперь отнестись к этому жесту совсем по-другому.

На одной из пустых улиц сидевший за рулем командирского бронетранспортера Зерах вдруг заметил парня, отчисленного из их части несколько лет назад (в иерусалимской разведке не наказывают. Вместо самого сурового наказания говорят: «Ступай домой. Тебе среди нас не место»). Увидев разведчиков, парень заплакал. Зераху казалось, что только он понимает этого парня.

*

В то время как разведка продвигалась к лагерю Алленби окольными путями, командир танкистов Аарон принял решение достичь лагеря как можно быстрей, а посему ехать мимо иорданских позиций на Стене в открытую. Танки двинулись вниз по спуску к улице, просматривавшейся со Стены, и когда головные бронетранспортеры оказались в поле зрения легионеров, те открыли по ним беглый пулеметный огонь. Аарон скомандовал танкистам развернуть пушки в сторону Стены. В этот момент его водитель Иосеф бросил короткий взгляд на следующую за ними колонну и увидел строй поднятых орудийных стволов. При виде этого олицетворения мощи он испытывал прилив сил и уверенности. «Если откроют огонь, — скомандовал Аарон по рации, — отвечать немедленно из всех стволов».

Бронированная колонна катила вперед, и как только в поле зрения иорданцев оказались танки с нацеленными на Стену стволами орудийных башен, стрельба прекратилась.

— По вас еще ведут огонь? — запросил свой авангард Аарон.

— Нет. Вообще больше не стреляют.

— Вот видите, с каким почтением они относятся к танкам.

Водителя Иосефа это не слишком успокоило. Они нас все-таки засекли, — подумал он. — Кто знает, что они готовят нам там, наверху, в Резиденции!

Колонна въехала в лагерь Алленби и выстроилась на шоссе, пересекающем лагерь во всю длину. Здесь царила сумятица. Люди в страхе искали укрытия между домами. Рвались снаряды. Визжали пули. В воздухе гремели разрывы. С места на место перетаскивали окровавленных раненых.

К тому же появившаяся колонна танков заперла главную транспортную артерию лагеря. Лишившись выезда, автомобили в поисках путей к спасению принялись взад и вперед разъезжать по лагерю. Снаряды, угодили в заросли колючек, подожгли их, и воздух наполнился дымом. От гари першило в глотке и спирало дыхание.

Водитель Иосеф выразительно взглянул на одного из танкистов:

«Третья мировая война… Ей-ей!»

Среди всей сумятицы особенно бросался в глаза один из искавших спасения от обстрела. Это был полицейский пограничной службы — из тех трех, что ушли из дома рядом с оградой и успели уже добраться сюда. Он в испуге выкрикивал: «Легион захватил Резиденцию. Они нас преследуют. Они движутся к учебной ферме. Счастье, что мы смылись вовремя». Аарон пытался его успокоить: «Ты же видишь здесь танки. Легион не пройдет, будь уверен».

Аарон предполагал встретить в лагере Алленби комбрига, по приказу которого прибыл, но не нашел его. Тогда он связался с бригадой и получил указание ждать. А сверху, дробясь и рассыпаясь, обрушивались все новые глыбы грохота.

*

В 2.15 пополудни лагеря Алленби достигла также колонна бронетранспортеров разведки. Она рассредоточилась на шоссе вдоль западной окраины лагеря. Танки Аарона все еще стояли на внутреннем шоссе, ведущем к Резиденции Верховного комиссара.

Иоси подошел к Аарону:

— В чем дело? Когда начнем атаку?

— Ждем, — ответил Аарон, — Комбрига нет на месте. Нет и распоряжений.

— Кто командует атакой?

— Не знаю.

Иоси вернулся к своим. Вокруг по-прежнему метались «старички». Терпеть вой снижающихся снарядов и разрывы стало невмоготу. Многие потеряли самообладание и взирали на разведчиков как на спасителей.

Иоси сообщил Мони, что необходимо ждать; и это ожидание окончательно истощило его силы и выжало остатки энергии и воодушевления. «Ты не знал что, и ты не знал как, — говорит Мони, — а когда не знаешь, что тебя ожидает, это смерть».

Чем сильнее затягивалось ожидание, тем оно делалось невыносимее. Люди чувствовали, что если так будет продолжаться, их нервы не выдержат. На самого Мони словно накинули петлю. «В такие минуты подчиненные ждут, что скажет командир. Так скажи же им что-нибудь, черт тебя подери, в самом деле! — твердил он самому себе. — И говори, ради всего святого, спокойно. Постарайся сделать невозмутимое лицо. Нервы — сами по себе, дело — само по себе. Не путай одно с другим и не задыхайся: это производит нехорошее впечатление. Ну, скажи же что-нибудь, скажи…». Но он так и не нашелся, что сказать, и поэтому тихим, ровным голосом начал отдавать обычные распоряжения. Минометчику сказал: «Мины можно убрать». Другому солдату приказал: «Не подставляй голову под дуло». Говорил же он так размеренно и неестественно бодро, что невозможно было не догадаться, как он волнуется. Солдаты догадывались и молчали.