Битва за Берлин последнего штрафного батальона - [21]

– Еще один незабываемый день, товарищи бойцы, – начал Трофимов и поскучнел. – Короче, объяснять ни хрена не буду, времени в обрез. Нужно прикрыть одно танкоопасное направление. На дороге двенадцать грузовых машин, выделенных по наши души. Сейчас получите дополнительный боекомплект – и всем на борт. Время в пути – примерно час.

– Ну, е-мое, кажется, наш завтрак сильно рискует… – процедил сквозь сжатые зубы Рывкун.

Ситуацию объясняли на месте, под грохот канонады. Вот это берег Ригитцканала, слева болото, справа озеро, непреодолимое для танков. Прорываться немцы будут только здесь, на узком участке – если они, конечно, все не водолазы. Задача – зарыться в землю и держаться до последнего, сделать все возможное, чтобы 9-я армия генерала пехоты Теодора Буссе не прорвалась к Берлину.

Потрепанный батальон против армии… это было сильно и как-то похоронно. Этим, видимо, и объяснялся торжественный и трагический вид майора Трофимова.

– Мы что тут, типа трехсот спартанцев под Фермопилами? – невесело пошучивали солдаты.

– Да нет, – возражали другие. – Нас вроде пятьсот или около того. А еще полста ребят в артиллерийских батареях, целое непуганое войско…

Штрафники встали на западном берегу канала шириной порядка пятидесяти метров, одетого в бетонную «рубашку». Лихорадочно вырыли окопы. Грунт был мягкий, не сопротивлялся. Полоса обороны – метров семьсот, западный берег был приподнят над восточным и выгодно господствовал над местностью. За спиной солдат высился дремучий черный лес, рассеченный дорогой; на западе, за каналом, стелилось ровное поле, сосновые и осиновые редколесья, природа, чертовски напоминающая Подмосковье… Бойцы зарывались в землю, тянули ходы сообщений, выкапывали углубления для стрелков и пулеметов, готовили позиции для противотанковых ружей. За их спинами на расстоянии от пятидесяти до семидесяти метров артиллеристы из 82-й гвардейской дивизии, «прикрепленные» к штрафникам, оборудовали позиции для восьми противотанковых пушек.

– Глубже зарывайтесь, парни, глубже, – спотыкаясь, бегал взволнованный взводный Смуглянский, все еще не излечившийся от своей контузии. – Камни тащите, камни – хрена толку от этой глины? Не защитит она нас…

– Блинов, твою дивизию! – рычал, багровея, Рывкун. – Какого хрена ты мне лопатой по ноге стучишь? Глаза разуй, идиот! Не лезь ко мне, отойди, изыди, ой, как больно… Знаешь, Блинов, не хотелось бы тебя расстраивать, но у твоей мамы в роддоме какая-то херня получилась.

– Да уж, известный специалист по созданию проблемных ситуаций, – хихикал работающий по соседству Бугаенко.

– Простите, товарищ капитан, – бормотал, бледнея, Блинов. – Задумался, не заметил, что это ваша нога… Какая разница, товарищ капитан, с ногой вы будете или без, все равно нас сегодня всех убьют…

– Договорились, – криво ухмыльнулся Рывкун. – Если тебя сегодня не убьют, Блинов, то я сам тебя добью, вот этими руками, согласен? Ладно, – смилостивился он. – Живи. Не назови ты меня «товарищем капитаном», точно бы в репу дал. А так – приятно, чего уж там, прошлое поворошить…

– А ну отставить это – убью, добью! – ругался взводный Смуглянский. – Вы чего сюда, помирать прибыли, товарищи рядовые? – он выделил голосом последние два слова. – Учтите, все помрете – тогда враг точно прорвется, и гнев командования вас даже на том свете достанет!

Слава богу, командование не пожадничало – с оружием и боеприпасами у штрафников был полный порядок. По десять магазинов для ППШ, гранаты – «лимонки» и противотанковые, – больше двух десятков пулеметов – советские станковые «Горюновы» с воздушной системой охлаждения, трофейные MG-42 с избытком пулеметных лент на 250 патронов. По данным разведки, переданным радистом из штаба дивизии, передовые отряды прорывающейся 9-й армии должны прийти в заданную точку пространства минут через сорок, максимум через час. Их долго и продуктивно бомбили, обрабатывали артиллерией, минометами (разве что дихлофосом не травили), но немцы были живучими и намеревались вырваться из котла. На острие этой «свиньи» шли остатки 25-й танковой дивизии 11-го армейского корпуса СС, потрепанные гренадерские полки «Курмарк» и «Беккер», входящие в 32-ю добровольческую дивизию СС «30 января», входящую в свою очередь в 5-й горный корпус СС. Настоящие звери – отчаявшиеся, загнанные, голодные… Продержаться нужно было «недолго», часа четыре – соседи из 1-го Украинского обещали помочь. Им самим оказывалось невыгодно получить в тыл своих наступающих на Берлин танковых колонн – каких-то «непримиримых» хулиганов из СС.

– Мы тоже голодные, – ворчал вечно раздраженный Рывкун. – Где это видано, игнорировать основополагающий военный закон: война войной, а обед по расписанию?

Незадолго до начала боя расхристанная полуторка, облепленная болотной грязью, привезла шестьсот наборов сухого пайка, и солдатские сердца оттаяли.

Утро выдалось хмурое: по небу плыли кудлатые тучи, ветер расчерчивал мутные воды канала тонкой рябью. Временами накрапывал дождь, но так и не вылился в полноценный ливень.

– Да, нас бросили на верную гибель, – нравоучительно изрекал склонный к философствованию Бугаенко. – Но мы и впрямь делаем историю, мужики. Прорвутся эсэсовцы к Берлину – станет труднее его штурмовать, не прорвутся – значит, дело плевое… Кто-нибудь знает, какая глубина в этом канале? Я это к тому, что немцы как полезут – вплавь? Или пешком перебегут?