Битва при Тюренчене - [19]

— Такой куш отдавать Кузнецову сразу и практически даром было бы глупо, — «сказал» Карцев Городецкому. — Будем дозировать с растяжкой на весь срок нашей у него работы. А по Левой Мурожной поторгуемся: все-таки под 100 пудов россыпушечка. Сколько это в переводе на рублики будет?

— Сейчас я подсчитаю: тройская унция золота стоит около 40 рублей, в пуде около 516 унций, то есть он стоит 20 тысяч 640 рублей, а 100 пудов — более 2 миллионов! Это огромное богатство!

— Ну, его еще взять нужно: купить в Америке драгу, разобрать ее, транспортировать части во Владивосток или в Дальний, провезти по железной дороге до Красноярска, притащить на телегах или санях на Мурожную, собрать, отладить, запустить и лет через 5, а то и 10 она добудет пудов 80 — остальное уйдет в потери. К тому же сейчас у Кузнецова на очереди намечено драгирование более масштабных россыпей по рекам Удерей и Большая Мурожная, где разведаны тысячи пудов золота. Так что наша Левая Мурожная станет для него лишь довеском.

— Как все закрутилось и завертелось с Вашим появлением… Вот уже миллионы забрезжили…

— Думаю, больше 5 %, то есть 50 тысяч рублей Кузнецов нам за Лево-Мурожнинскую россыпь не даст — и то в акциях общества «Драга», курс которых, впрочем, неплохо котируется на лондонской бирже, а в скором будущем возрастет, в связи с ростом дражного флота. Тебе на весь срок обучения хватит и еще на девочек останется…

— Как Вы можете сочетать серьезные дела с поисками низменных приключений? Какие такие девочки, когда экономический базис надо создавать, а также вмешаться в судьбы мира и войны!

— Так вот знай на будущее: человек — такая разновидность животного мира, которая с утра строит баррикаду, в обед на ней сражается (и нередко погибает), а вечером в ее недрах пьянствует и употребляет соратниц по революционной борьбе. И это хорошо и правильно!

— Нет! Я не циник и не хочу потворствовать цинику! Поищите себе другого реципиента!

— Ну, будет, будет… Другого мне не надо, а про девочек было для красного словца. Будет у тебя замечательная любовь, которую мы общими усилиями завершим браком, отчего появятся прекрасные дети, два мальчика и две девочки…

— Какими еще общими усилиями? Я в этом отношении не хочу от Вас совершенно зависеть, слышите?

— Ох, беда… В любви наломать дров и набить шишек проще простого… Сколько романтических дураков и дурочек от этой любви самоубийством кончают! Ладно, бросим делить шкуру еще неубитого медведя…

— Сравнить девушку со шкурой медведя, по-вашему, можно? Это не мы дикари получаемся, а вы…

— Все, все, убедил. Мы, и правда, все опошлили в своем мире.

Глава восьмая Встреча с генерал-губернатором

В субботу семья Городецких получила два приглашения на воскресенье: первое от Кудрявцева Егора Федоровича на вечернюю читку первого номера Красноярской роман-газеты и второе от Гадаловых на воскресный ужин.

— Что же нам делать?! — всплескивала руками Елена Михайловна. — Обидеть Гадаловых отказом — последнее дело. Но они, верно, рассчитывают, что Сережа снова развлекать всех будет, а он к игре совсем не готовился… У Кудрявцева тоже вся читка на присутствии автора, Сережи основана…

— Мама, я думаю, Гадаловы обязательно пригласили Кудрявцевых, так что читка вряд ли состоится, — здравомысляще предположил Городецкий.

И верно: от Кудрявцева к вечеру появился посыльный, с извинениями и надеждой встретиться у Гадаловых.

— Значит, идем к Гадаловым и готовим вопросы к своей игре, — резюмировал Сергей.

— Но успеешь ли ты подготовиться?

— Придется, — невозмутимо ответил Городецкий-Карцев. — Впрочем, у меня часть вопросов от прошлой игры не использована… А ваши новые платья будут готовы?

— Успеем. Я только боюсь, что женское общество их укороченный фасон категорически осудит…

— Укороченный? Ниже щиколоток?

— Но при ходьбе и, тем более, в танце это будет уже выше щиколоток!

— Увидишь, все мужчины будут категорически «за»! Двадцатый век пошел, а они все улицы подолами метут…

Воскресным утром Сергей не утерпел, стремительно сходил к газетному киоску на Благовещенской улице и почти тотчас увидел первый номер «Красноярской роман-газеты», на обложке которой красовался улыбающийся он сам в меховой парке (Егор Федорович где-то раздобыл и заставил Сергея в ней сфотографироваться). Внизу крупными буквами было выведено «Смок Беллью», а пониже средними «Приключения золотоискателей на Аляске». Еще ниже стояло «автор Джек Лондон», а под автором мелко «перевод Сергея Городецкого». Заплатив 10 копеек, он бегло пролистал журнал и остался им доволен: переплет крепкий, буквы четкие, бумага хоть и серая, но не раздражала. Даже фото вышло на удивление ясным.

Дома журнал из рук брата выхватила Катенька и уставилась на обложку.

— Это же ты! — закричала она. — Мама, Сережу на обложку роман-газеты сфотографировали!

И вбежала в комнату матери.

— Не мешай маме творить, оглашенная! — возопил Сергей. — Так и знал, что из-за этой фотографии покоя никому не будет…

Через пару минут в зал энергично вошла Елена Михайловна с журналом, а за ней хвостиком Катенька.

— Это просто чудесно, — сказала мать с чувством и заключила Сергея в объятья (Карцев затрепетал). — Мой сын — писатель и золотоискатель! Егор Федорович замечательно придумал. Теперь никто не посмеет отнестись к тебе с пренебрежением. Случай убедиться в этом сегодня же и представится: мы идем в самый шикарный дом в городе, иллюминированный электричеством, где будет фешенебельное общество и, видимо, даже генерал-губернатор с семьей. Но в центре внимания будешь ты, мой сын. Боже, какое счастье!