Битва на поле Куликовом - [32]

Дали в помощь двух толмачей, хорошо знавших татарский язык.

…А в Москву все шли и шли новые ополчения.

Теперь тут были и князья белозерские, пришедшие со своими дружинами с далекого Белого озера, и князь каргопольский, и князь Лев серпейский, и Роман прозоровский.

Вскоре появился в Москве скоровестник от Захария Тютчева. Его донесение было необычайной важности:

«Олег рязанский изменил Москве. Мамай собирается идти на Дмитрия московского в союзе с Олегом и Ягайлой литовским. Договорились они первого сентября сойтись на берегах Оки, чтобы отсюда всем вместе вступить на московскую землю».

Надо было все проверить еще и еще раз. И князь Дмитрий Иванович посылает в Придонскую степь крепкую сторожу — конную разведку.

Приказывает старшим в ней, Василию Тупику, Родиону Ржевскому и Андрею Волосатому, не только наблюдать за противником, но проникнуть ночью ли, днем ли в Орду и захватить «языка», пусть расскажет, где Мамай, каким путем идет и каковы его помыслы.

Уже вся Москва полнится ратными людьми, а великий князь посылает все новых гонцов к тем, кто еще не прибыл. Коломна — место сбора, всех ратей. Кому удобнее идти прямо, не заходя в Москву, пусть идут туда.

А вестей со стороны татарской все нет и нет. Князь, думая, что первая сторожа перебита, посылает в поле вторую. Теперь едут Климент Поленин, Григорий Судок, Иван Свяслов и иные с ними. Дмитрий велит возвращаться побыстрее.

По брюхо утопают кони в травах Дикого поля. На юг скачет вторая сторожа. И вдруг встречается им Василий Тупик с добытым «языком».

Донесение Захария Тютчева подтвердилось. Пленный сказал, что Мамай идет на Русь с несметным войском. Но он не спешит, ждет осени: «Пусть русские соберут урожай, — рассудил Мамай. — Нам пойдет». В союзе с Мамаем Олег, князь рязанский, да Ягайло литовский. К первому сентября придут к Оке.

— Не спешит Мамай, — сказал на совете военном Дмитрий. — Это хорошо. Дает нам время собрать силы.

БЛАГОСЛОВЕНИЕ

Прежде чем отправиться в Коломну, Дмитрий поехал в Троицкий монастырь к Сергию Радонежскому за благословением. Вместе с ним и брат Владимир Андреевич, прибывшие князья и самые знатные из московских бояр.

Шестьдесят верст отделяли Москву от Троицкой обители.

И на всем пути одна за другой догоняли князя тревожные вести, их приносили с Дикого поля, лежавшего за пределами русских земель, гонцы.

…Отстоял Дмитрий обедню в Троицкой церкви, заторопился в обратный путь.

— Благослови, отче, на ратное дело. Татары идут…

Но Сергий не отпустил князя, просил Дмитрия и всех его спутников разделить с ними скромную монастырскую трапезу, сказал:

— Не спеши, княже. Бог поможет тебе.

Дмитрий, брат его Владимир и все прибывшие с ними покорно направились в трапезную. Сергий велел святить воду. А сам направился в свою келью.

Он вошел в маленькую комнату, рубленную им самим из добротных стволов могучих елей, на ветвях которых не один год скакали белки.

С иконы, привезенной еще родителями Сергия из Ростова Великого, строго смотрел на него широко раскрытыми глазами Никола Чудотворец и благословлял слегка поднятой рукой. С другой иконы благословлял его младенец Христос.

Сергий упал перед иконами и начал самозабвенно молиться.

Понимал старец: настал час, которого он ждал всю жизнь. О нем он думал, когда пришел сюда впервые, когда игумен Митрофан на этом месте постриг в монахи его, юношу Варфоломея, нарек Сергием. И особенно много думал молодой инок об этом часе, о бедах родной земли, о смысле жизни и смерти, подвигах и несчастьях, когда остался жить здесь в великом молчании, совсем один среди дремучего леса.

И вот этот час пришел, взволновал и посеял смятение. Сергий задержал Дмитрия, чтобы было время собраться с мыслями, подумать, какими словами дать напутствие. Что им сказать, чтоб укрепился князь, его люди и все ратное воинство? Как воодушевить на победу?

После одинокого моления в своей келье Сергий обрел уверенность.

Он вышел к людям, ждущим его слова, строгий, худой, с лицом, вдохновленным своими думами, в его голубых ясных глазах светились скорбь и радость. После скромной монастырской трапезы Сергий Радонежский, торжественный от сознания долга, который пал на его долю, подошел к Дмитрию и его товарищам, благословил крестом и окропил святой водой:

— Теперь иди, господине княже. И помни: ты победишь врага! Да будет бог тебе и всему твоему христианскому войску помощником и заступником! Многим, кому не суждено вернуться, готовятся святые венцы с вечной памятью. Но победите вы, сыны мои возлюбленные. И станет Русь свободной!

Сердца коснулась тревога, но словом «победа» была тут же изгнана. Каждый понимал: погибнут многие, — но, благословляясь у самого Сергия, надеялся вернуться.

И тут же, от монастырского порога, покатилась по Руси молва: Сергий Радонежский благословил Дмитрия московского в поход на Мамая, предрек победу русским.

Подошли к Сергию два инока. Оба были высоки ростом, крепкого сложения, их лица говорили о мужестве, а не о монашеском смирении.

Показывая на них, Сергий сказал Дмитрию:

— Вот тебе Пересвет и Ослябя, мои послушники, а твои воины. Постраждите, — продолжал он, обращаясь к ним, — яко добрые воины Христовы, ваше время пришло. Благословляю вас и все войско русское!