Битва на поле Куликовом - [31]

Вскоре со всех сторон стали собираться в Москву князья со своими ратями. Ржанием коней, бряцанием оружия, людским говором полнится град. У князей и бояр шумные пиры — так издавна повелось сопровождать сборы на войну.

Неожиданно прибыли в Москву послы Мамая, затребовали: пусть Русь платит такую дань, какую давала раньше.

Подавил гнев великий князь, ответил татарским послам спокойно, с достоинством:

— Есть договор с Мамаем. Как договорено, так и получите. А сверх того ничего не будет.

— Совсем близко Мамай с силой несметной стоит в поле за Доном, — начали грозить послы. — Скоро тут будет и все возьмет! А за непокорность жестоко накажет тебя, великий князь московский.

Ничего не ответил на это Дмитрий. Только брови туго сошлись к переносью.

Так и уехали послы Мамая ни с чем.

* * *

…Ерофей торопливо вошел в свою избу.

— Анюта! Батюшка! Собирайте меня в дорогу. Со двора боярского отправилась в Москву дружина нашего боярина на подмогу князю Дмитрию. Настал час великой битвы с Ордой. Мои друзья московские — Юрка и Доронка, поди, уже в доспех облачились.

Анюта смотрела на мужа, окаменев, слезами глаза наполнились, слова вымолвить не может.

Бабушка Пелагея люльку остановила, что тихо качала в углу, и спало в ней дитя малое.

— А тебе-то что, Ерофеюшка? — неуверенно сказала старая женщина. — Князь московский князей кличет, не тебя. Вон, гляди, какие растут два сынка да доченька ясная. Как оставишь их?

— А нас и скликать нечего, — тихо ответил Ерофей. — Мы сами пойдем на великую битву за Русь.

— Так, сынок, правильно! — поддержал зятя Фрол. — Бери и меня с собой.

— Тебя? Куда же тебя, старый пенек? Ты ж еле в руках посох держишь!.. — запричитала Пелагея.

— Врагов увижу — и сила объявится, — сказал старый Фрол. — Еще подыму меч над головой.

Завыла Пелагея пуще прежнего.

— Не вой, — строго остановил ее Фрол. — Еще не хоронишь!

— Да вы не слушайте плач-то мой… — вытерла тут глаза Пелагея. — Это сердце бабье по своим родным, по разлуке с ними заныло. Вы ступайте, ясные мои соколики! Летите на поле широкое, бранное, ждет оно вас давно, мои милые, истосковалось. Поднимите мечи вострые на хана татарского, чтобы детки малые неволи на земле родной не знали, не ведали!..

И проводили Анюта и Пелагея Ерофея и Фрола в Москву.

* * *

Людно стало в стольной Москве. Прибывают все новые и новые князья со своими ратями, те, что забыли в этот тревожный час ссоры и обиды друг на друга. И со всех концов Руси идут в Москву на зов Дмитрия Ивановича. Здесь и те, кого подчинил своей власти Дмитрий, и простые люди.

…И пришел в Москву из нижегородской земли ратай[17] Тришка, тот самый беглый смерд, что со своим дружком Феткой спалил дом боярина знатного Михаила Юрьевича, а потом бежал, после черной смерти осел на пустоши, занялся своим делом — землю пахал, хлеб растил… Уж и голова у Тришки поседела, а не мог он без ответа клич великого князя оставить: спасать надо Русь от Мамаевой орды, землю свою, жизнь мирную, спасать семью… И все обиды на князей да бояр забыты на время пред ликом народной беды.

Приехал Тришка в Москву на своей телеге — может, что подвезти понадобится. И на торгу — вот ведь судьба! — повстречал Фетку. Тоже стар, сед, но в груди могучий, плечи широки, и взгляд зоркий… Обнялись друзья…

— Или на татарина собрался? — Тришка спрашивает.

— Куда народ, туда и мой заворот, — отвечает Фетка. — Да и ты вроде со всеми, не так ли, Тришка?

— Ясное дело. Клади свой доспех в мою телегу, коль он есть у тебя. Теперь, видно, свела нас судьба или до смертного часу, или до победы над Ордой. — Обнял Тришка друга за плечи. — Надо бы меда испить, младость нашу вспомнить.

— Это можно. — Но посуровел Фетка. — Только поимей в виду: ратники нашего боярина Михаила Юрьевича тут, и тиун его тут. Встретился с ним Невзначай. Кабы не спознал…

— А! — махнул рукой Тришка. — Не бойся. Едина сейчас судьба у русских людей: Орду перемочь.

…В Москве Ерофейка с Фролом пришли ко двору Доронки-кузнеца. Глядь, а тут уже все в сборе: и Доронка, и Юрка-сапожник, и — вот радость-то! — плотник Степан, приемный отец Ерофейки, совсем белый, ровно лунь, однако из руки в руку боевой топор перекладывает.

Поклонились поясно друг другу, расцеловались…

— Грозное время наступает, — сказал плотник Степан. — То-то и собрала нас Москва.

Позвал всех Юрка к себе. Во дворе его увидели: боевой конь стоит, ушами прядает.

— Чей же такой? — удивился Ерофей.

— Мой, — ответил Юрка. — Хорош?

— Кости глядят, а мяса не видать, — пошутил Степан.

— Мечтал сызмальства с великим князем идти на орду в конном строю, а передумал, пойду с вами пешим. Запряжем коня в телегу, оружие наше на нее сложим. Пешие мы ратники.

…Ночевали Ерофей, Степан и Фрол в Юркиной избе. Набралось здесь много гостей, пришли они из Ярославля и Костромы, из Ростова Великого, Переславля Залесского, Коломны, Серпухова, Можайска, Димитрова, Владимира и других городов и сел.

Угощали хозяева чем бог послал, а когда пришла ночь, застелили пол чистыми половиками, всех уложили одного подле другого.

И так в каждом московском доме, в каждой халупе.

* * *

Отказавшись платить большую дань, князь Дмитрий все же решил послать к Мамаю своего посла, искусного в речах и хитрого Захария Тютчева, с златом-серебром, богатыми дарами, подарками для Мамая и всех его приспешников. Повелел Захарию высмотреть, выведать, что это за несметная сила татарская, каковы помыслы Мамая, и немедля сообщить в Москву обо всем, что заметит.