Битва на поле Куликовом - [18]

— Быть посему! — Глаза Дмитрия вспыхнули.

Тверской князь не посмел ослушаться митрополита всея Руси: приехал на зов.

Но вместо переговоров в Москве был учинен третейский суд. Предлагали Михаилу отдать родичам спорные уделы. И вдруг потребовали, чтобы он признал московского князя Дмитрия старшим на Руси князем. Не только требовали — заставляли под страхом смерти целовать на том крест. И стоял перед ним с крестом сам митрополит всея Руси Алексий.

Но был тверд Михаил, князь тверской: отказался. Не быть Твери под Москвой!

Тогда Михаила и сопровождавших его бояр посадили в домашнее заточение, по домам старейших бояр Дмитрия. Каждый один сидит, и за дверьми стража.

Михаил задыхался, гнев душил его. И не только потому, что он попал, как глупый зверь, в засаду. Возмущало коварство митрополита. Сидя в одиночестве в московских хоромах, тверской князь не столько думал об освобождении из плена, сколько о мести Алексию и Дмитрию за посрамление.

«Вот что, — решил Михаил Александрович, — буду жаловаться константинопольскому патриарху: пусть судят митрополита на соборе. Напишу, что не печалуется он о бедах русских князей, а любит только одного Дмитрия. Напишу, что не бывало еще на Руси такого митрополита, каков есть этот: благословляет Дмитрия на пролитие крови! Живет только в Москве и никогда не посещает ни Киева, ни других городов русских. Дай нам другого митрополита! Вот что я напишу патриарху. Виданное ли дело: митрополит снимает целование с тех, кто целовал на верность крест ко мне, и благословляет переход к московскому князю».

И вдруг озарение снизошло на тверского князя: «Раз так, дам и я ложную клятву, пусть только выпустят меня!»

Застучал Михаил в дверь, вызвал стражу:

— Ведите к митрополиту! Крест целовать буду…

И целовал Михаил Александрович, князь тверской, крест на верность московскому князю Дмитрию Ивановичу.

С тем и отпущен был.

А в Москве праздновали победу.

* * *

Михаил вернулся в Тверь. Тут же он призвал епископа и ближайших бояр. Рассказывая о вероломстве москвитян, потребовал, чтобы епископ снял с него крестное целование, что тот и сделал тут же.

— Вот моя воля, — сказал Михаил боярам своим. — Москву унять надобно. Я еду в Литву, к мужу моей сестры Ульяны, к великому князю Ольгерду Гедеминовичу. Будем вместе готовить полки против Москвы. Ольгерд всегда с теми, кто мешает возвыситься и укрепиться Московскому княжеству, потому что и сам Ольгерд боится этого возвышения. Он знает: не будь у Москвы врагов пострашнее Литвы, поди, погнал бы московский князь и самого Ольгерда с русских земель, что захватила Литва.

Не ошибся Михаил Александрович. Согласился литовский князь идти с ним на Москву.

Ольгерд человек рассудительный, мудрый. Он не любит, как другие князья, шумных пиров, где рекою льются пьяные меды, не любит охотиться на зверей диких. По душе Ольгерду ратные походы и подвиги.

Осторожен литовский князь, недоверчив. И есть у него обычай появляться перед своими врагами внезапно. Это ему всегда удается, потому что Ольгерд никогда никому не говорит о своих замыслах, даже воины его не знают, куда их ведет великий князь.

Вероятно, поэтому и Дмитрий Иванович узнал о приходе Ольгерда с князьями литовскими и Михаилом тверским, когда они уже подошли к границам княжества Московского.

Как ни спешно разослал по Руси Дмитрий грамоты о сборе войск, присоединиться к нему успели лишь ближайшие к Москве коломенские и дмитровские полки.

А войска Ольгерда между тем продвигались к Оболенску, забирая в плен мирных людей, угоняя скот, учиняя грабеж и разорение…

Скоровестник, проскакав единым духом шестьдесят верст, появился в Москве перед князем Дмитрием и оповестил его, что на реке Тросне двадцать первого ноября разбил Ольгерд русские рати, вышедшие ему навстречу, и погибли в бою все — и простые ратники, и бояре, и воеводы.

Тогда повелел Дмитрий пожечь только что выстроенные после пожара посады и всем людям спрятаться в новом Кремле.

Москва стала готовиться к осаде…

К Ольгерду приводили пленных. «Где князь Дмитрий? — спрашивал он у пленных. — Собрал ли он большие силы?..»

И получал один ответ: «Откуда нам знать? Не ведаем». Как сговорились. Тогда князь литовский приказал пытать пленников. И на дыбе, под щипцами раскаленными языки развязались. Узнал Ольгерд: не удалось князю Дмитрию собрать большие силы, сидит он с братом своим двоюродным, князем Владимиром Андреевичем, митрополитом всея Руси Алексием, боярами старейшими и всеми людьми московскими в Кремле.

И пошел Ольгерд на Москву.

Вскоре он ее увидел, покинувшую и пожегшую свои посады, спрятавшуюся за новыми белокаменными стенами с высокими башнями.

…Вот уже три дня зажигались утренние зори и гасли вечерние, а Ольгерду все не удавалось взять город.

Так и пришлось снять осаду и отправиться в обратный путь. Всю злобу за неудавшийся поход он вымещал на селах и монастырях, что попадались на его пути. Немного утешали князя толпы русских, угоняемых в полон, да стада скота, которые удалось захватить.

Еще злее разорял московскую землю тверской князь Михаил. Его рати жгли селенья, не щадили даже стариков и малых детей.