Битва на Калке - [7]

Воевода, похоже, не очень оценил механический гений стоящего перед ним мужика и задумался о чем-то своем. Замолчал надолго. Потом, наконец, спросил, глянув мельком на Никодима:

— Ну, а к девке Настасье приставал?

— Я? — заволновался Григорий от смены темы, — Зачем?

— Известно зачем. Потешиться.

— Нет, за этим не приставал, — честно ответил Григорий, — У меня подруга есть. Там и тешусь. Только спросить хотел, как тут до города легче добраться. Но и слова-то толком с ней сказать не успел. Даже не познакомились. А она себе уже не известно чего со страху напридумывала, да братцу своему эту дэзу впарила. А он и поверил. В общем, врут они все, начальник. Чист я.

Воевода вздохнул, бросил взгляд на Настасью, которая зыркала острыми глазками из-за плеча Никодима на своего лесного обидчика.

— Да, напугал ты девку, — проговорил воевода, как бы размышляя вслух.

— Ну и что мне теперь, из-за ее эротических фантазий женится что ли? — уточнил Забубенный, — Так у меня уже жена есть, а я не мусульманин и денег на гарем у меня не хватит, такую толпу теток содержать.

Тут в разговор вмешался Никодим.

— Да что ты мелешь, Настасья сестра мне! — выкрикнул он, шмыгнув расквашенным носом.

— Да тетки все одинаковы, — урезонил его механик, не опасавшийся новой драки в зале суда, охрана кругом была надежная, — наплетут с три короба, а ты знай только, уши развешивай. Ты вот сейчас ее спроси, пусть повторит при честном народе и понятых, приставал я к ней или нет.

Никодим, по всему было видно, снова хотел броситься на обидчика, но стоявшие рядом ратники княжеские служили гарантами стабильности и уважения к суду. Никодим остался на месте, только кулаки сжал. Тогда он вдруг повернулся к сестре и вытолкнул ее на середину пустого места.

— Настасья, побожись, что он к тебе приставал.

Длинноволосая красотка Настасья, бросила короткий взгляд на Забубенного, закрыла лицо руками и вдруг бросившись на колени перед воеводой, заголосила:

— Ой, виноватая я, оговорила я его. Простите меня, люди добрые! Не трогал он меня, только напугал. Из лесу вышел, здоровый такой и весь в плесени (Забубенный скосил глаз на свой замызганный камуфляж)…и ко мне…я и испугалась, думала леший. Ну, со страху и наговорила брату небылиц, а он за меня вступился. А потом уж стыдно было обратно признаваться. Простите, люди добрые!

Мужики зашумели. Ратники заулыбались. А кузнец Никодим, как только Настасья с колен поднялась, со всего маху влепил ей в ухо такую затрещину, что девица отлетела метра на три в кусты и там зарыдала, то ли от боли, то ли совесть ее замучила.

«Бей бабу молотом, будет баба золотом», всплыла в памяти у Забубенного своевременная народная мудрость. Да, эмансипацией в здешних местах не пахло. Но тут уж он вступился за свою обидчицу, воспитание не позволило промолчать, невзирая на помятые ребра.

— Да ладно тебе, Никодим, убьешь сестрицу. Ты полегче, грабли то свои не распускай. Она, получается, вроде девушка честная оказалась.

— То мое дело, — огрызнулся кузнец и промямлил, — ты извини, паря, зря мы тебя помяли.

— Вот это точно, — радостно подхватил Забубенный и повернулся к воеводе, — Ну, что, ваша честь, герр Путята, теперь сами видали, — я чист перед законом. Можно наручники с меня снимать и из камеры выпускать. На свободу, как говориться, с чистой совестью.

Народ одобрительно зашумел. Путята подал знак и черноусый ратник быстро и аккуратно разрезал ножом острым ремешок сыромятный, крепко стянувший запястья механика. Забубенный с радостью замахал затекшими руками.

— Отдашь ему Никодим в обмен на оскорбление деньгу, а ли имущество равноценное, — вынес приговор воевода, — столько сколько, он сам захочет. А если после того он захочет сестру твою второй женой взять, или наложницей, тоже отдашь. Заслужила.

Никодим скривившись, наклонил голову в знак подчинения. Воевода замолк на мгновение и продолжил, усмехнувшись.

— Да только он не захочет.

Григорий бросил взгляд на длинноволосую Настасью, рыдавшую сейчас в кустах. Даже с подбитым глазом она чем-то напоминала Клавдию Шифер. «Ничего девчонка, — подумал Григорий, в котором шевельнулась жалось к своей обидчице, — глупая просто. Молодая еще, пугливая».

— Да уж, — подтвердил механик вслух и вспомнил про удар дубиной по ребрам, — Денег возьму, если дадите, это справедливо. Долларов сто нормально будет за моральный ущерб. А Настасья пусть пока в девках походит.

Суд закончился, и мужики разошлись. Никодим увел заплаканную Настасью домой, сказав, чтоб зашел за данью положенной попозже. И Григорий, обрадованный счастливым исходом, совсем уже было, засобирался домой, но тут воевода неожиданно заговорил снова.

— С девками разобрались, теперь поговорим о делах наших ратных.

Механик насторожился. Раздвоение сознания опять надвигалось. Может, все-таки грибы сделали свое черное дело? И кто только придумал их лизать.

— Каких таких делах? — тревожно спросил Григорий, потирая шишку на голове и поглядывая на ратников, которые стояли вокруг него полукругом. Сбежать было невозможно. Несмотря на свою гордую неподвижность, эти ниндзи зарубили бы мгновенно.

— Бабы — это твое дело, — перешел вдруг на доверительный тон воевода, снова хитро прищурившись, — но ты скажи мне, что ты тут пел мне про город странный, коего тут и в помине нет, и не слыхивал я таких городов вовсе. Да про море-окиян, до которого рукой подать…