Битва на Калке. Пока летит стрела - [117]

   — О, да, я тоже слышал об этом, — проговорил Субэдей. — Русские очень любят подарки. Они не знают нашей старинной мудрости: если руки твои нагружены дарами и взор к ним прикован, то как ты защитишься от стрелы, которая к тебе уже летит? Наша войсковая казна сейчас полна, есть что дарить русским. А к тому же мы пойдём так: впереди погоним скот, за ним — небольшой отряд лёгких всадников, пусть ими управляет кто-нибудь поважнее, ну, скажем, мурза Гемябек. Этот надутый пузырь должен докладывать Императору, да хранит его Вечно Синее Небо, о состоянии дел на наших новых землях. Из его шатра, наверное, лучше видно, чем нам с тобой с высоты наших сёдел. Вот пусть и попробует первым, каково это — воевать.

Джебе коротко рассмеялся и кивнул головой, соглашаясь.

   — Однако, — сказал он немного погодя, — если выступать, то прямо сейчас, не давая воинам слишком много отдыха. Какие известия приходят из Руси?

   — Всё те же. Русские готовятся. В городе Киеве собирается Совет князей. Ждут, согласится ли им помочь один большой князь с севера. Но он во вражде с тем человеком, который собирает общее войско. Говорят, этот человек, у него трудное имя Мистаслав Мистаслав — почему это у князей двойные имена? — когда-то побил северного князя. Так что тот вряд ли согласится помогать своему врагу. Вот в этом ещё наше преимущество, друг мой Джебе. Русские постоянно воюют друг с другом, единого начальника над ними нет.

   — Но скоро будет! — горячо сказал Джебе.

   — Именно так. Император наведёт порядок на этих землях.

   — Но это после, а сейчас самое время пообедать, — сказал Джебе, улыбаясь.

Он знал, что с годами его друг Субэдей стал обнаруживать почти несвойственную для монгола любовь к еде. Впрочем, Субэдей не был по крови монголом, он только косвенно принадлежал к ним, происходя из племени урянхаев — дальних монгольских родственников. Но Джебе, в своё время служа тайчиутам, врагам Чингис-хана, обладал широкими взглядами на чистоту крови и происхождения. Вон, Джамуга — был чистокровным монголом, но порвал с Чингис-ханом, и где он теперь? Его нет и никогда не будет.

Субэдей оживился, хлопнул в ладоши, призывая слуг. Во время похода обычно он не мог устраивать себе такую роскошь, как обслуживание за обедом, — там не бывало ни времени, ни возможностей. Сейчас же можно было немного расслабиться и доставить себе такое удовольствие. Он догадывался, что причиной его неудержимого жирения была невоздержанность в еде, но поскольку он не терял ни остроты ума, ни подвижности тела, то и не пытался ограничивать себя.

Вскоре на блюде перед ним лежал молодой баран, зажаренный на вертеле. Таких молодых баранов кастрировали ещё в младенческом возрасте, и при командующем содержалось их целое небольшое стадо, именно для чревоугодия. Присматривал за баранами пленный армянин, которому на всякий случай отрезали язык и перебили сухожилие на правой ноге. Он, кажется, был доволен своим положением — ведь всю свою жизнь ничего, кроме баранов и овец, не знал. Этот же человек занимался приготовлением пищи для Субэдея на длительных привалах.

Джебе, начав обед с плошки монгольской похлёбки на травах, незаметно улыбаясь, наблюдал за товарищем. Первым делом Субэдей отрезал у барана жирный курдюк и расположил его на специальном блюде справа от себя. Затем приступил к самому барану. Острым ножом он отмахивал щедрые пласты сочного мяса, сворачивал их в трубочку, совал в рот, потом отрезал кусочек курдюка и отправлял вслед за мясом. Закрывал глаза и принимался медленно, со вкусом жевать, выпуская потеки прозрачного жира на подбородок. И хотя наслаждение от еды было столь высоким, что из ноздрей Субэдеева носа иногда вырывался непроизвольный стон, Джебе знал, что мозг Субэдея напряжённо работает, проигрывая то один план вхождения в русскую землю, то другой, расставляет мысленно воинов, кого в засаду, кого на близлежащие холмы. Субэдей отлично знал особенности того места, куда должен был отправиться по приказу Чингис-хана. Для этого у него была хорошо организованная разведка, докладывавшая ему обо всём — вплоть до мелких речушек и качестве их дна.

Больше того, разведчики и соглядатаи засылались Субэдеем в самое сердце вражеских территорий, и у него всегда бывали полные сведения не только о количестве людей гражданских и военных, об урожае прошлого года, о видах на новый урожай, о числе воинов и так далее, но и о составе семьи главного начальника земли, именах его детей, особенностях его характера, истории его правления. В голове Субэдея хранилась полная картина всех стран, которые он покорил для Чингис-хана, и все возможные сведения о тех странах, которые надлежало покорить, постоянно пополнялись разведкой.

Ограничившись плошкой похлёбки и куском жареной баранины, Джебе ещё какое-то время ждал, пока Субэдей не покончит с трапезой. Наконец от барана остались одни кости, а в кувшине закончился кумыс, которым Субэдей запивал мясо. Можно было немного отдохнуть, лелея свою сытость в полном и безразличном ко всему покое.

На сегодня обоим военачальникам предстояло ещё одно важное дело: показательная казнь. Вчера перед общим строем торжественно казнили десять монголов за вину одного из них — увидев, как с отвесных скал на войско Джебе направлены тысячи копий и стрел, он, видимо, тронулся рассудком и бросился бежать с поля боя, расталкивая товарищей, пытавшихся преградить ему дорогу. Вслед за беглецом бросился весь десяток, но поймать труса удалось не сразу. Пока его ловили, нарушен был строй. Вина преступника была неоспоримой. Когда бой с аланами закончился, казнить его времени не было — погнались за половцами. Ну а вчера время пришло. По законам великого Джасака, если один убегает от сражения, то весь его десяток подвергается казни.