Битва глобальных проектов Часть 3 - [41]

Солдаты гетмана Ходкевича укрепились в остроге и перевезли туда 400 возов с продовольствием для кремлевского гарнизона. Видя такое положение дел, келарь Троице—Сергиевого монастыря Авраамий Палицын, пришедший с ополчением в Москву, отправился к казакам Трубецкого, отступавшим от острога, и обещал им выплатить жалование из монастырской казны. Как вспоминал Авраамий Палицын, казаки «устремившася единодушно ко острогу приступили, и вземше его, литовских людей всех острию меча предаша и запасы их поимаша. Прочие же литовские люди устрашишася зело и вспять возвратишася: овии во град Москву, инии же к гетману своему; казаки же гоняще и побивающе их…». Возвращением острога в полдень 24 августа закончилась первая половина битвы, после чего настал продолжительный перерыв.

В период перерыва русская «пехота легоша по ямам и по крапивам на пути, чтоб не пропустить гетмана в город». Происходило это, судя по всему, по инициативе самих ополченцев, так как в руководстве царило замешательство, «стольник и воевода князь Дмитрий Михайлович Пожарский и Козьма Минин в недоумении быша». Казаки, отбившие острог, начали волноваться, укоряя бежавших с поля дворян.

Гетман, потерявший свою лучшую пехоту в сражении у Климентьевского острога, старался переформировать свои войска и снова начать наступление. Войска начали ощущать нехватку пехоты, которая была необходима для действий внутри Земляного города.

Воспользовавшись передышкой, князь Пожарский и Минин смогли успокоить и собрать войска и решили сделать попытку отнять инициативу у гетманской армии. Уговаривать казаков воеводы отправили Авраамия Палицына, который перейдя на другой берег Москвы–реки, колокольным звоном начал собирать дезертиров. Уговорами и проповедью Палицыну удалось восстановить моральный дух казаков, которые поклялись друг другу сражаться не щадя жизней.

Вслед за этим началась крупная перегруппировка войск, которую заметили и в лагере гетмана Ходкевича. К вечеру началось контрнаступление ополченцев. Кузьма Минин, взяв с собой ротмистра Хмелевского и три дворянских сотни, переправился через Москву–реку и выступил в сторону Крымского двора. Литовская рота, стоявшая у двора, увидев противника, побежала к лагерю гетмана. Одновременно русская пехота и спешившиеся конники перешли в наступление на лагерь гетмана Ходкевича, «из ям и из кропив поидоша тиском к таборам». Польские свидетели вспоминали, что русские «всею силою стали налегать на табор гетмана».

Наступление велось широким фронтом на табор гетмана и валы Земляного города, где теперь уже оборонялись гетманские войска. «Приуспевшим же всем казаком к обозу у великомученицы христовы Екатерины, и быстъ бой велик зело и преужасен; сурово и жестоко нападоша казаки на войско литовское: ови убо боси, инии же нази, токмо оружие имущие в руках своих и побивающие их немилостивно. И обоз у литовских людей розорвали».

Гетманские войска отступали по всему фронту. Дело завершила атака кавалерии. Победителям достались обоз, пленные, шатры, знамена и литавры. Воеводам пришлось сдерживать своих людей, которые рвались выйти за город в преследование. Войска гетмана Ходкевича провели ночь, не сходя с коней около Донского монастыря. 25 августа 1612 года войска гетлшна выступили в направлении Можайска и далее к границе». (Статья «Московская битва» (1612), http://www.encyc–lopaedia–russia.ru).

Эта победа явила собой коренной перелом в национально–освободительном движении русского народа против иностранной интервенции и стала решающим, поворотным событием Смутного времени[30]. По своей роли в отечественной истории она ничуть не менее значима, чем победы русского оружия на Чудском озере и Куликовом поле, ибо ознаменовала собой новый этап в истории нашей страны, продемонстрировала стойкость, решимость и смелость простого русского люда, который разгромил гораздо лучше подготовленную и более опытную в ратном искусстве польскую шляхту. Однако эпизод этот отражен незаслуженно скупо в литературе, живописи и кино. О нем мало кто осведомлен. Дети докомпьютерной эпохи охотней играли в псов–рыцарей и Александра Невского, нежели в ополченцев князя Дмитрия Пожарского. Почему? Да потому, что событие это — единственный в нашей истории пример победы взбунтовавшегося народа над центральной властью. А власть, будь то коммунистическая, буржуинская или царская, ой как не любит примеров самоорганизации черни! Вот и закрыли эту тему, оставив нам, обывателям, лишь памятник Минину и Пожарскому, построенный через сто лет после описываемых здесь событий, да приуроченный к изгнанию иноземцев из Кремля праздник 4 ноября с официальным названием «День народного единства». Правда, большая часть народонаселения Российской Федерации начала XXI века так и не поняла, по какому поводу гуляет. А когда умные головы связывают этот праздник еще и с Казанской иконой Божьей Матери, то наши граждане, особенно на Кавказе, в Татарстане, Башкортостане и в Калмыкии, просто входят в культурологический ступор. Но вернемся к нашему повествованию.

Разгром польского экспедиционного корпуса под Москвой, к сожалению, не привел к скорому освобождению русской столицы. В ней оставался еще достаточно сильный польский гарнизон под руководством полковников Струся и Будилы. Там же находились и бояре–соглашатели, присягнувшие в свое время королевичу Владиславу. Кстати, в Кремле в это же время находился и будущий царь, юный Михаил Романов со своей матерью, инокиней Марфой.