Битва двух империй, 1805–1812 - [39]

Глава 3 Тильзит

Аустерлицкий разгром не остановил Александра. Нет, он не был наивным молодым человеком, которого подтолкнули к войне «недобрые» советники. Теперь, после Аустерлица, его ненависть к Наполеону стала еще более лютой и непримиримой. Позор страшного поражения не стал, как на то надеялся французский император, уроком для самоуверенного молодого человека. Он лишь укрепил Александра в его намерении свергнуть Наполеона любой ценой, не останавливаясь ни перед какими потерями. Еще не остыли жерла французских и русских пушек, а Александр уже готовил новую войну.

Ранним утром 5 декабря 1805 г. молодой царь встретился с адъютантом Наполеона Савари и заверил его в том, что русская армия немедля уйдёт с австрийских земель и прекратит боевые действия. В обмен на это Наполеон отдал приказ тотчас же остановить всякое преследование русских войск, надеясь своим великодушным жестом вызвать симпатии Александра. В разговоре с прусским министром графом Гаугвицем французский император сказал: «Россия будет со мной, быть может, не сегодня, но через год, через два, через три года. Время стирает все воспоминания, и из всех союзов это будет тот, который мне больше всего подходит»[1].

Считая, что франко-русский союз выгоден обеим державам, Наполеон исходил из геополитических соображений. Увы, он не знал, с кем имеет дело. Едва Александр простился с Савари, как тотчас приказал графу Строганову ехать в Лондон, чтобы «узнать о намерениях английского правительства и обещать ему прежнее единодействие России…». Одновременно он распорядился: «Генерал-адъютанту князю Долгорукову отправиться в Берлин… и обещать, если Пруссия решится воевать с Наполеоном… поддерживать ее всеми силами России, предоставляя на первый случай в распоряжение прусского короля корпуса Беннигсена и графа Толстого»[2].

Даже с трудом верится, что молодой русский царь всего лишь за два дня до этого пережил страшный разгром! Несмотря ни на что, он жаждал немедленно броситься в борьбу, которую в континентальной Европе решительно никто не хотел продолжать.

Что касается Пруссии, то здесь вышел совсем уж комичный казус. Еще в ноябре под давлением Александра прусский король скрепя сердце, крайне неохотно, но всё-таки решил присоединиться к Коалиции. К Наполеону был послан министр иностранных дел граф Гаугвиц, который должен был передать французскому императору ультиматум. Однако граф принадлежал к числу тех людей, которые скорее сочувствовали Франции, чем Коалиции, и поэтому не слишком спешил вручать этот документ. Все знали, что вскоре состоится битва, и Гаугвиц решил подождать её исхода. Когда же Наполеон одержал блистательную победу, Гаугвиц решил, что было бы совершенно абсурдно в этой ситуации начинать войну с Францией. И поэтому он на свой страх и риск начал переговоры, которые закончились подписанием 15 декабря 1805 г. в Шенбруннском дворце франко-прусского союза. Не без юмора об этом написал Клаузевиц: «В Берлине по поводу поведения Гаугвица сначала поднялся большой шум, что было вполне естественно, так как его послали, чтобы объявить войну, а он вернулся с союзом»[3].

Согласно условиям франко-прусского договора в обмен на поддержку Франции и уступку Наполеону герцогства Киевского и Невшателя, а Баварии — княжества Анспах (того самого, из-за которого Пруссия чуть-чуть не оказалась в рядах Третьей коалиции), Фридрих Вильгельм III получал Ганновер.

Шенбруннский договор лишил Александра всяких надежд на немедленное выступление Пруссии. Но как это не удивительно, даже переговоры пруссаков с французами не могли обезоружить решившего идти до конца царя. Находясь в Тешене, он отдал Кутузову распоряжение тайно направить корпус генерал-лейтенанта Эссена в Пруссию и тем самым подтолкнуть прусского короля к выступлению! У дипломатически корректного Михаила Илларионовича, очевидно, глаза вылезли на лоб, когда он читал рескрипт царя. Несмотря на свою покладистость, он вынужден был ответить категорическим отказом: «Таковое движение не может не встревожить французское правительство и не навести, может быть, заботы австрийскому двору; сохранить оное в тайне есть вещь невозможная, ибо должно отправить кого-либо предварительно для заготовления продовольствия, нужного сему корпусу, что немедленно учинится известным в главной квартире французской; тогда кто отвечает, что Бонапарт, позволяющий себе все на свете, не пошлет корпус прямою дорогою для пресечения дороги и нападения на сей под командою генерал-лейтенанта Эссена»[4]. Русские войска продолжили свое отступление, и новая коалиция против Наполеона временно не состоялась.

Увы, несмотря на всё желание Александра I, война закончилась. В Европе больше никто не хотел лезть в драку, и молодому царю нужно было возвращаться в свою столицу, где, как он мог думать, ждёт его не самый тёплый приём. Но то, что произошло в Петербурге, должно вызвать у людей, привыкших мыслить рационально, мягко говоря, лёгкое изумление. Графиня Строганова писала: «Всех опьянила радость вновь видеть его. Он прибыл ночью; утром залы и коридоры дворца были заполнены людьми, так что едва можно было пройти, а площадь перед дворцом была черна от народа. Когда он появился, бросились целовать его руки, ноги, одежду»