Битва богов - [3]

Он миновал участок шоссе, где копошились в лучах прожекторов сотни голых, блестевших от пота рабов и двигались, хищно урча, строительные машины. Это место пришлось объезжать по специально проложенным мосткам. Здесь совсем недавно часть одетого камнем берега сползла в океан, подточенная землетрясением. По счастью никто из свободных граждан не пострадал. Хуже было три года назад, когда прибрежные районы столицы захлестнул вал цунами…

Наконец машина нырнула в гулкий туннель, и над головой замелькали овальные матовые плафоны. Эта часть пути была тяжела, Вирайя почти задыхался в густых испарениях мяса и гниющих овощей. Под каменными арками открывались поперечные коридоры с рельсами и рядами ворот, окованных белой жестью. Пришлось постоять перед спущенным шлагбаумом, пропуская грузовой поезд. Стальные, глухо громыхавшие вагоны были покрыты изморозью. В других коридорах составы стояли, гофрированные стенки вагонов были подняты и собраны, как шторы; толпы рабов выгружали ящики, несли над головами туши, катили бочки. Басисто гудели провода, орали надсмотрщики, поддерживая непрерывное оглушительное эхо. Мучная пыль садилась на указательные стрелы и светящиеся надписи, стояла туманом в слепом свете подземелья.

Здесь была изнанка столицы, горизонт централизованного распределения. Отсюда транспортеры разносили продукты по районным складам, куда приходили в известный день и час лица, имевшие благословение получать разрядный паек на семью, — как правило, старшие мужчины, сопровождаемые рабами-носильщиками.

По широкому винтовому пандусу, вокруг кирпичного круглого зернохранилища, машина Вирайи взобралась к верхнему горизонту города. У контрольного поста машину проводили взглядами часовые в голубых касках — Стража Внешнего Круга, к которому относился и сам Вирайя, адепт-строитель малого посвящения. Многоэтажный муравейник распределителя был накрыт круглой зеленой горой, уступами спадавшей к заливу; каждая терраса блестела кольцом канала. Радиальные проспекты многолучевой звездой расходились от вершины, увенчанной радужным ореолом Висячих Садов, столичного центра развлечений.

Машина неслась сквозь массу цветов, лиан и листьев, уютно подсвеченную огнями скрытых вилл. Вокруг по обочинам взметывались, как волны, мраморные стены, поднимая на гребне пену рощ и розариев — это проспект, опускаясь, прорубал край очередной кольцевой террасы.

Свернули на круговую дорогу. Рядом по каналу призраками двигались прогулочные лодки. Из глубины парка, покрывавшего гору, выплыл и развернулся празднично освещенный дом Эанны.

Вирайя порадовался обилию машин перед колоннадой входа — он любил являться после всех, в разгаре застолья, когда никого уже не надо ожидать.

Ужинали в главной комнате, под звездным небом — потолок был снят. Гости привольно разлеглись на квадратном острове, в обрамлении замкнутого канала. Остров был уставлен низкими лакированными столиками с изящной посудой. Прозрачная вода, усыпанная лепестками, отражала тонкую аркаду, заменявшую стены. В глубине арок теплился красноватый полусвет: взгляд с трудом различал там белизну огромного букета, смутный блеск статуи… Все звуки сглаживались, сливаясь в единое приветливое журчание: струнная музыка и перезвон ложек, рокот разговора, смех и плеск воды, льющейся в канал.

Прислуживали похожие друг на друга белокурые северянки с исключительно нежной кожей, в высоких сандалиях и парчовых набедренных поясках, — хозяин умел подбирать рабов, пользуясь своим высоким рангом в системе распределения.

Вечера у Эанны, адепта-врачевателя среднего посвящения Внешнего Круга, намного уступали по роскоши и разгулу пиршествам в модных салонах куртизанок или художников; здесь не сходились любители кровавых развлечений. Сиживала небольшая постоянная группа друзей, мужчин и женщин, ценивших красоту и задушевность.

Сам Эанна, полный, лысеющий, смуглый, с выпуклыми темно-карими глазами под тяжелым карнизом лба и бровей, громко сказал: «O!» — и поднял руку, не вставая.

Многие повторили его жест, зашумели, заулыбались, поворачиваясь к вошедшему. Две рабыни помогли Вирайе опуститься на подушки между хозяином и незнакомой женщиной — вероятно, той самой, приезжей. Врач не обманул: ее внешность была, словно удар. Почти лишенное косметики, бледное впалое лицо с прозрачно-зелеными глазами до висков светилось, как фарфор, в раме вычурно уложенных, крупно вьющихся бронзовых волос. Сильное, царственно-рослое тело излучало странный неявный жар: женщина была слишком изысканной, чтобы опалять откровенно. Короткая узорная безрукавка со значком предварительного посвящения почти полностью оголяла грудь и живот, широкие белые брюки из плиссированной ткани раскинулись по ковру, как два лебединых крыла.

Одним уголком рта усмехнувшись восхищенному архитектору, она лениво положила руку на плечо Вирайи и коснулась его рта губами, пахнущими свежим сеном — сенной аромат входил в моду в Висячих Садах. Это было приветствие, не больше, — но двадцативосьмилетний адепт почувствовал, что волнуется непривычно и непозволительно. Эанна очень кстати вмешался, припечатав его руку своей тяжелой мокрой ладонью: