Битте-дритте, фрау-мадам - [3]

Мерное покачивание было до боли знакомым, а сопровождающий его частый стук — вообще родным. Поезд. Я еду в поезде. Точнее, меня везут. И везет человек, за которого восемь лет назад я собиралась выскочить замуж, чтобы жить долго и счастливо. И умереть в один день. Только вместо моей свадьбы были чужие похороны, а вместо счастливой жизни — сплошное бегство от самой себя.

Я открыла глаза и тут же закрыла их, чтобы не смотреть на новое лицо Виталия, которое никак не подходило к его рукам — таким знакомым и близким. Разумеется, близким, если эти руки вот уже пять минут гладят меня во всех направлениях.

— Таля, что делаешь? — пробормотала я, еще не вынырнув окончательно из омута сна. — Куда ты меня везешь?

— Я ведь уже сказал — в Германию. — Немов выудил из кармана мой загранпаспорт. — Видишь? Я продиктовал кое-кому твои данные, и на границе нас уже будет ждать курьер с визой. Пока туристической. А в Германии сделаем тебе что-нибудь посерьезней.

— Где ты его взял? — поразилась я.

— Там где он у тебя лежал, — как ни в чем не бывало, отчитался Виталий. — В твоей сумочке. А сумочка в тумбочке. А тумбочка в изголовье двуспальной кровати. А на кровати спал мертвым сном твой…

— Мертвым сном?

Я смотрела в любимые когда-то глаза, от которых не осталось даже цвета, поблекшего от белизны сибирских снегов, и не могла поверить. Неужели этот сумасшедший пробрался в охраняемый дом и… Нет! Этого не может быть! Виталий не мог… То есть, мог, но не стал бы…

— Да, не дрожи ты так! — Немов крепко сжал мои плечи. — Я имел в виду, что твой орел валялся на кровати мертвецки пьяным. Его даже труба архангела Гавриила не разбудила бы. Нашла за кого выходить замуж!

— Да, нашла! И тебя не спросила. А не нравится — пиши заявление об уходе, — я собрала остатки сил и, тряхнув плечами, сбросила его руки. — Не понимаю, на что ты надеешься? Неужели думаешь, что Павел будет бездействовать? Как бы ты на его месте поступил?

— Не знаю, как бы поступил я, — усмехнулся Немов, — а он проспится, переломает в комнате всю мебель, напьется до зеленых чертей и навсегда вычеркнет неблагодарную стерву Нику Евсееву из своей жизни.

— Почему? — опешила я, даже не обидевшись на «стерву».

— Потому что найдет на тумбочке записку, в которой синим по белому твоим почерком написано: «Прости меня, Пашенька. Но я не могу стать твоей женой. Я люблю и всегда любила только одного человека. И ты его знаешь. Сегодня я уезжаю к нему. Спасибо тебе за все. Будь счастлив, Пашенька. Надеюсь, что ты еще встретишь женщину, которая полюбит тебя так, как я не смогла полюбить. Прощай». И подпись: «Не твоя Ника».

Из состояния ступора меня вывел вежливый стук в дверь. Вошедшая официантка, глядя строго перед собой, поставила на столик бутылку коньяка и два ланч-бокса. Рюмки, как оказалось, там уже стояли.

Нет, я не возопила «спасите». И не только потому, что потеряла дар речи от услышанного. Меня не нужно спасать. Если я захочу, то выйду из поезда на любой станции. И пожирающий меня глазами Немов не помешает. Просто не станет этого делать. Физически. А вот морально…

— Когда это ты умудрился мой почерк освоить? — мрачно спросила я, едва дверь купе захлопнулась за официанткой.

— Коллекционировать почерки — мое хобби, — хмыкнул Немов. — Я, конечно, не особо крупный специалист, но вряд ли твой Павел затребует графологическую экспертизу.

— Зачем? Господи, ну зачем ты это делаешь? Хочешь во второй раз сломать мою жизнь? Унизить меня? Как я ему все это объясню? Он ведь мне никогда не поверит до конца. Он же чокнутый!

— Вот я и не хочу, чтобы ты за такого замуж выходила, — бессовестно улыбаясь, сообщил Немов. — Лучше выходи за меня.

Он с силой сжал мои колени и, впиваясь глазами прямиком в душу, лихорадочно продолжил:

— Восемь лет назад судьба сыграла с нами злую шутку. А сегодня подарила еще один шанс. Ты помнишь, как мы мечтали об этом. Когда ты вернешься из Англии, мы закатим такую свадьбу, о которой даже через двадцать лет старики внукам рассказывать будут. Может, я и воскрес только ради того, чтобы наша мечта осуществилась. Почему ты так смотришь на меня, Ника? Не молчи, ответь!

Но я безмолвно смотрела на его измененное лицо и радовалась, что не вижу своего Немова. Скальпель хирурга перекроил дорогие когда-то черты, а абсолютно седые волосы добавили ему еще добрый десяток лет.

Что я могу сказать тебе, мой похититель? Все эти долгие семь лет я ненавидела тебя. И любила. Даже когда узнала, что ненавидеть и любить уже некого. Наверное, я ненормальная. Любая другая на моем месте плюнула и забыла. А не бегала бы от своей любви по всей стране, упрямо игнорируя тот факт, что таскает ее в собственном сердце. Воскресни ты чуточку раньше, и все могло бы быть совсем по-другому. Но ты опоздал, и я успела встретить… «Новая любовь убивает старую», — кажется, так говорилось в бессмертной «Анжелике». Все верно. Тогда почему я еще сижу здесь? И, не отрываясь, смотрю в твои глаза, от которых осталась лишь знакомая боль. Та же боль, что когда-то проживала в моем сердце.

— Ты что из самой Германии за мной приехал? — грубовато спрашиваю я, когда молчание затягивается удавкой на шее.