«Битлз» in the USSR, или Иное небо - [27]

– Йе-йе! – очень кстати пискнула Линда.

Все засмеялись и, проходя через фойе к выходу, пели уже хором:

– Послушай, может, хватит

Топтаться под столом, Вылазь и будешь пятым – Товарищем «битлом»!

Но, садясь в такси, группа разделилась пополам, и песня заглохла сама собой.

– Лихо это у вас выходит! – воскликнул Вепрев. – «Красный „битл"» – это тянет на хит.

– И не говори, Брайни, – кивнул Джон. – Я уже и сам забыл, как легко это делать вместе.

Машины двинулись. Солнечным зимним утром Москва из окон автомобиля уже не казалась такой неприветливой и мрачной. Да, не слишком красочной, да, строгой. Но по-своему, по-северному нарядной – одетой в крахмальные кружева инея и снега.

8

У Дворца съездов их ожидала небольшая толпа. Все-таки в самолете их засекли, и горстка столичных поклонников была уже в курсе.

Москвичи разительно отличались от бесноватых западных фанов: никто не кидался к своим кумирам с воплями, не пытался ухватить что-нибудь на память, не катил впереди колясок с жаждущими исцеления инвалидами. Небольшой отряд милиции находился тут скорее для проформы и, в общем-то, бездельничал.

В руках поклонники держали плакаты, но какие – тут не было инфантильных «Ринго (Пол, Джон, Джордж), я тебя v». В советских плакатах была идея. Особенно удивили два: «Миру – „Битлз"» и «Boys, help Yankees get back where they belong!»*. По поводу последнего Вепрев шепнул, что это уловка, позволяющая любовь к их музыке замаскировать под антивоенный лозунг. [* «Парни, помогите янки вернуться домой» (англ.) - по мотивам песни «Битлз» «Get Back».]

По широким мраморным лестницам они вошли в громадный зрительный зал.

– Ой-ой-ой, – сказал Ринго.

– Да уж, – помрачнел Джон. – Столько народу нам не перекричать, какой бы аппарат тут ни стоял.

Они двинулись к сцене, которая, казалось, терялась где-то вдали. На сцене Бронислав познакомил музыкантов с солидным штатом обслуживающего персонала – от звукорежиссера и нескольких его помощников до работника сцены. Все они с любопытством вглядывались в лица знаменитостей и с удовольствием пожимали им руки.

– Никогда еще не видел на работе всех их сразу, – с улыбкой заметил Вепрев. – Прямо все вдруг выздоровели и вышли с больничных. Даже из отпусков вернулись.

С подключением и настройкой проблем не возникло, и уже спустя полчаса «Битлз» смогли начать репетицию. Они прогнали все песни по два раза, а потом еще несколько раз «Imagine», ринговские «розы» и новую – «Splinters Of The Sky».

В перерыве Бронислав пригласил музыкантов в правительственный буфет. Ринго подошел к ближайшему столику, взял тарелку с семгой, вилку и бутылку «Боржоми».

– Ты что, – зашипел на него Бронислав, – это же товарищ Горбачев заказал! – Он указал на лысоватого мужчину, выбиравшего у стойки десерт.

Ринго поспешно опустил снедь на стол.

– Ты же сказал, это буфет.

– Это тебе не английский буфет! Тут нужно вон у того прилавка оплатить и самому принести.

Они всей компанией подошли к одетой в белый халат полной женщине с рыжим шиньоном. Приземлив на прилавок дирижабль бюста, она смотрела в пустоту. На широком лице пылали губы.

– Розочка, солнышко, – обратился к ней Вепрев. – Эти ребята-музыканты приехали к нам по приглашению самого. – Он показал глазами наверх. – Угости, как ты умеешь. – И он положил на стойку красивую зеленую купюру с портретом вечно живого мертвого вождя.

Розочка смахнула банкноту в ящик и сказала великолепным контральто:

– Все будет в ажуре. Ради дорогих гостей обслужу сама. Она выплыла из-за стойки, проводила их до стола, помогла придвинуть к нему второй и накрыла их сероватой скатертью. К соседнему столику подошел Горбачев с вазочкой мороженого. Присаживаясь, он улыбнулся «битлам», кивнул и сказал так складно, словно читал с листа:

– Приятного аппетита, господа музыканты. Я считаю, что повестка сегодняшнего дня знаменуется сближением двух социальных систем, двух политических лагерей, двух антагонических точек зрения во имя общечеловеческих ценностей, – говоря, он делал плавные, округлые жесты руками. – Таких как, например, прогрессивная музыка «Битлз», которую вы представляете. Прошло время конфронтации, пора уже, господа, и консенсус находить. Я думаю, что выскажу общее мнение, если скажу, что процесс пошел.

Многозначительно улыбнувшись, Михаил Сергеевич нацепил на вилку кусок семги, с наслаждением отправил его в рот и в ожидании оценки своей блестящей речи стал пристально смотреть почему-то на Ринго. Тот нервно обернулся. За спиной никого не обнаружилось.

– Что он сказал? – встревоженно спросил он Вепрева. Бронислав потряс головой, пытаясь вытряхнуть образовавшийся в ней от слов партийца комок вязкого усыпляющего тумана, и понял, что не помнит ни единого слова. Тогда он махнул рукой и «перевел»:

– Он сказал, что, если бы ты слопал его рыбу, в Лондон была бы отправлена официальная нота протеста, а «Битлз» были бы с позором выдворены из СССР.

– Ни хрена себе! – Ринго был шокирован. – Я же нечаянно. Скажи ему, приношу, мол, свои извинения. Но вот так, сразу с угрозами – это уже шовинизм какой-то. – И он погрозил Горбачеву пальцем.

Тот удивленно вскинул брови и вопросительно глянул на Вепрева. Бронислав, подбирая слова, наморщил лоб и перевел: