Битая ставка - [19]
Все это с присущей абверу педантичностью фиксировалось следователем Остером и давалось Тальнову для подписи — каждый лист в отдельности. Отвечая на вопросы следователя и присматриваясь к нему, Тальнов с завистью думал: «Вот же повезло человеку! Видно, русский, а сумел стать офицером! Сидит себе в тепле, далеко от передовой, сытый, одетый, довольный, да и деньжата небось водятся. Чем же он так угодил им? Как выслужился? А может, какой барон или князь? Их ведь тогда, в двадцатом, под Новороссийском краснюки стадами гнали к морю. Многим и уплыть удалось; мне, к примеру, не очень повезло — места к-a пароходе не досталось...»
Как-то после допросов Тальнов спросил Остера:
— Вы, господин, русский?
Следователь медленно поднял голову, холодно посмотрел на Тальнова и резко, будто чеканил из жести каждое слово, ответил:
— Тут вопросы задаем мы! Много будешь знать — повредит.
Обескураженный Тальнов вышел во двор, досадуя на себя за оплошность и излишнее любопытство, которое тут не шибко поощряется. Часовой неотступно следовал за ним.
2. Грозы над Кубанью
Тени из прошлого
Прошло еще несколько дней в томительном ожидании. Тальнов начал уже терять надежду на скорое решение своей судьбы, когда его вызвали к Вильке.
Встретил он Тальнова приветливо — встал из-за стола, подошел и даже за руку поздоровался.
— Зетцен зи зих, господин подъесаул, садитесь.— Тальнов стоял.— Очень хорошо! Вы все говориль зер рихтиг, не видумывайт.— С этими словами Вильке подвел его к столу, усадил в кресло и предложил сигарету.
Вошел следователь Остер, и разговор пошел более оживленно. Вильке не нужно было мучительно подбирать русские слова.
Курите, курите, господин подъесаул. Я не ошибаюсь? Вы ведь имели в казачьем войске офицерское звание?
— Да, я в чине подъесаула служил в Донском казачьем корпусе генерала Богаевского.
— До войны вы сотрудничали с нами, на Урале. Вы помните своего шефа?
— Ну, слава богу, — вздохнул облегченно Тальнов.— Наконец-то выяснили. Нашли концы. Долгонько же вы меня мурыжили.
— Да, помню, господин офицер, как не помнить.— он смотрел на Вильке и ворошил в памяти другое: где он видел этого человека?
— Назовите его!
Но Тальков молчал. Он очень хорошо усвоил предупреждение заведующего складом Скворцова — своего шефа — никогда, никому не называть себя и пароль первым. Даже сейчас перед теми, кому тайно служил еще тогда, в предвоенные годы.
— Вы молчите? Это похвально. Хотя не доверять нам у вас нет никаких оснований. Слушайте меня (Вильке заглянул в лежащую на столе бумажку), слушайте меня, Степанишин Сидор Панкратович: «Нельзя ли у вас найти русский фамильный фарфор?»
Услышав свою настоящую фамилию и хорошо заученную фразу, Тальнов сразу подобрался, встал и, устремив взгляд на развалившегося в кресле немца, ответил: «Почему же нельзя? Для хорошего человека все можно найти, даже из-под земли»,— и сел. Остер перевел сказанное на немецкий язык.
— Хорошо, господин Тальнов, все правильно. Теперь мы окончательно убедились, что вы — наш человек. Мы дадим вам большое задание. А сейчас можете идти отдыхать. Завтра будем говорить о вашей работе конкретно. Хорошо? А шеф ваш — Скворцов, ваш земляк, с Кубани. Настоящий богатырь.
— Вон оно что,— присвистнул удивленно Тальнов, выйдя в прихожую. Значит, Скворцова немец знал лично. Все правильно — был в конторе специалист, какой-то инженер. Цепкая память выхватила из давних лет даже фамилию — Румпель. Все трубкой дымил, Ишь ты... А сейчас перешел на сигареты. Значит, над его, Тальнова, шефом тут же, на стройке, был другой шеф.
В прихожей Тальнов на этот раз не увидел обычно торчавшего часового и вышел на улицу. Стояла теплая южная ночь. Где-то дружно квакали лягушки. Влажный ветерок приятно обдувал лицо.
«Совсем как в наших местах,— подумалось Тальнову.— Впрочем, это ведь и не так далеко...»
Сзади послышались шаги.
— Отдыхаете, господин подъесаул?— спросил следователь Остер. И не было уже в его голосе жестких металлических ноток.
— Да, дышу свежим воздухом. Вечер уж больно хорош.
— Ну пойдемте, я провожу вас в нашу резиденцию, надо поесть, отдохнуть. Завтра у вас будет много дел, А за мою резкость, простите. Работа.
— А-а, какой разговор, ядрена-матрена!— Тальнов после всех передряг был в приподнятом настроении.
— Как, как вы сказали? Ядрена-матрена?
— А что?
— Да ничего. Слышал я эту поговорку от одного...
Остер повернулся спиной к ветру, начал прикуривать. Он не стал договаривать, быстро зашагал в темноту. Тальнов последовал за ним. Кто этот «один», не расспрашивал, опасаясь прослыть не в меру любопытным. И все-таки интересно, кого он имел в виду. «Ядрена-матрена»,— так говаривал завскладом там, на Урале. А Тальнов как-то незаметно это перенял...
Стоп! Скворцов, конечно же, был здесь. Вот и В ильке его обрисовал, богатырь, говорит. Жаль, не встретились. Все-таки старый знакомый. А главное, не пришлось бы в сарае сидеть, ходить под конвоем. А может, Скворцов и сейчас где-то рядом. У них тут ни черта не поймешь. Где у них люди, поди разберись..
Они поравнялись с особнячком, обнесенным каменным забором. Мимо маячащего у крыльца часового поднялись на крыльцо и вошли в дом.
