Бисер для трех поросят - [66]

— Трибуну для профсоюзного митинга принести? — оценил Федя мои благостные намерения.

— Обойдусь.

— Тогда жду тебя в машине. За полчаса управишься?

— Надеюсь.

Но в обещанное время я не уложилась. Сначала касса, потом выплаты, затем составление списка завтрашних закупок. И еще официанты повздорили по поводу ночного дежурства. Никак не могли определить добровольца. Пришлось прибегнуть к помощи банальной жеребьевки на спичках.

В общем, когда я, едва живая от усталости, выползла из ресторана, стрелки часов уже перевалили за полночь.

— Тебя только за смертью посылать, — взялся попрекать меня Федя, который уже успел придремать в машине. — В твоем профкоме тебе не объясняли, что у нормальных людей восьмичасовой рабочий день. А мы с семи утра на ногах.

— Фе-е-едечка, — попробовала подлизаться я, — не сердись, пожалуйста. Сейчас быстренько меня забросишь домой и поедешь к себе отсыпаться.

— Здрасьте, приехали… — закипел прораб. — Выходит, я тебя вторые сутки сторожу, чтобы просто забросить домой и бросить там на произвол судьбы? Или ты уже забыла, что произошло в квартире вашего заместителя?

— Мы точно не знаем, что произошло в его квартире.

— Как хочешь, но я везу тебя за город.

— Но мне домой попасть нужно. У меня же с собой нет никаких вещей. И мобилка разряжена. А вдруг Женька не может до меня дозвониться?

— Значит, так, сейчас мы заедем к тебе, возьмем все необходимое и потом сразу же уезжаем за город.

Его тон был совершенно непоколебим, и всю дорогу до моего дома я соображала, под каким предлогом не впустить Федю в свою квартиру. День и так выдался многотрудным, и провести остаток ночи, разъясняя Феде подробности своей биографии, не входило в мои планы.

Ничего путного в мою голову так и не пришло, и я решила довериться провидению. И как оказалось, это самое провидение уже заждалось меня под подъездом. На лавочке возле дома обнаружились три скучающих силуэта. В тусклом свете фонаря я без труда разглядела боевую консьержку бабу Зину, ее заспиртованного мужа Василия и… мою Женьку.

В мгновение ока я выпрыгнула из машины и, огласив округу счастливым воплем, заключила подругу в тиски объятий.

— И где тебя черти носят? — Женька тут же взялась предъявлять мне претензии. — Сидим тут битый час, тебя дожидаемся, как три тополя на Плющихе…

— Же-е-енечка… — Умываясь слезами, я рассматривала ее расцарапанное в нескольких местах лицо и пыталась достать из взлохмаченных волос застрявшие хвойные иголки.

— Да ну тебя, Маруська… Не реви, слышишь… — Она уткнулась носом в мое плечо и сама принялась тихонечко рюмсать.

— Где ж ты была, бедненькая моя? Что они с тобой сделали?

— Не знаю-ю-ю, — выдавила Женька сквозь слезы. — Я провела Гришаню с сыном до аэропорта, дождалась посадки, а затем вернулась на стоянку за машиной. Потом мне чем-то брызнули в глаза, и я отключилась.

— У тебя все лицо поцарапано. Тебя били?

— Не-а. Держали в каком-то подвале. Кормили… Несколько часов назад мне удалось смыться. А тебя дома нету. И ключей от своей квартиры у меня нету. И Гришани… — Она хотела сказать, что мужа дома тоже нету, но ей не хватило воздуха, и какое-то время пришлось пережидать накрывшую ее истерику.

Когда первые страсти улеглись, Женька придирчиво меня осмотрела, и результат осмотра, видимо, ее удовлетворил.

— Класс! Отпадный прикид! — выдала она ценное заключение. — Только как ты без очков управляешься?

— У меня линзы, — пояснила я и вдруг спохватилась: — Ой, оказывается, линзы из глаз не выплакиваются. А я, дура, боялась.

— И кто тот добрый человек, что вытряхнул тебя из убогих костюмчиков?

Тут я вспомнила про Федю, который все это время незаметно прохаживался в сторонке, предоставив нам возможность вдоволь нарыдаться. Воспользовавшись обстоятельствами, я велела ему вместе с бабой Зиной сторожить от врагов подъезд и «жигуленок», а мы с Женькой в сопровождении алкаша Василия поднялись ко мне в квартиру. Там я быстро покидала в сумку одежду, зубную щетку, два купальника (для себя и для подруги), а также белье, тапочки, домашний халат… Мысль о том, что зарядное устройство для мобильника так и осталось лежать дома на холодильнике, пришла ко мне только тогда, когда за нами закрылись ворота загородного особняка.

Вскорости мы с Женькой, нацепив купальники, уже топили в бассейне все пережитые горести, лишь изредка подплывая к бортику, чтобы сделать глоток коллекционного виски, беззастенчиво добытого Федей в хозяйском баре. Сам прораб лезть в бассейн наотрез отказался и теперь, примостившись рядом на надувном лежаке, выпытывал у Женьки подробности ее похищения и побега.

А дело обстояло примерно следующим образом. После отключки на стоянке в аэропорту Женька очнулась в подвальном помещении, оборудованном под приличную жилую комнату. Во всяком случае, там имелась кровать с чистым постельным бельем и благоустроенный санузел. В небольшом холодильном баре находились фрукты и напитки, включая даже бутылку мартини экстрадрай. Несколько раз молодой человек приносил ей горячую еду. И, надо заметить, не какую-нибудь арестантскую баланду. Женьку кормили шашлыком, отбивными из осетрины и овощными салатами. При этом парень, доставлявший еду, ни разу не заговорил с ней. Он вообще вел себя как глухонемой. Женька же, отчаявшись добиться от него причины своего заточения, решила спастись бегством. Ее план был прост, как все гениальное. Вылив в раковину почти всю литровую бутылку мартини, она бросила ее возле кровати, а сама развалилась рядом и принялась орать песни дурным голосом. С чем, с чем, а со слухом у нее всегда были проблемы. Охранник поспешил выяснить, отчего из-за двери доносятся столь странные звуки. Будто мартовскому коту помидоры дверью прищемили. Завидев валяющуюся на полу пленницу, он было собрался перетащить ее на кровать. Но тут Женька, не меньше меня подверженная в детстве тлетворному влиянию моего брата, запросто лягнула парня в то самое место, которое следовало бы отбить навсегда сексуальному маньяку. Пока охранник корчился от боли, она успела выскользнуть из комнаты и закрыть за собой дверь ключом, опрометчиво оставленным в замочной скважине.