Бисер для трех поросят - [17]

— А при чем здесь труп?

— Ни при чем! — Подруга начала раздражаться от его непонятливости. — Я говорю, у Маши на нервной почве галлюцинации. Ей привиделось, будто вы в темной арке мертвым лежали. Понятно?

— В какой арке? — Здесь уж нам стало понятно, что ему совершенно ничего не понятно. Вечно Женька суется, куда ее не просят, со своими объяснениями. Нет бы просто сказать ему, что униформу я нечаянно утюгом сожгла. Кому, спрашивается, нужна голая правда во всей своей неприглядной красе? Нагишом и женщина-то не всякая хорошо выглядит, а уж нагая правда… Теперь, чего доброго, замдиректора запишет меня в неврастенички. Я сочла необходимым вмешаться:

— Глеб Николаевич, простите, пожалуйста, мой внешний вид. Я правда не могу заставить себя надеть одежду после покойницы. Сейчас быстренько съезжу домой и надену какой-нибудь подходящий костюмчик. Можно?

— А арка? — На физиономии начальника застыло отрешенное выражение.

— Так не было никакой арки, — заверила я, повесив на лицо виноватую улыбку, — и никакого трупа тоже не было. Мне ночью приснился обычный кошмар. До сих пор не могу в себя прийти.

— Ну вы, блин, даете, девки. Ты, — он ткнул пальцем в Женькину сторону, — живо марш в зал. А ты, — Глеб Николаевич развернулся ко мне, — отправляйся домой. Как хочешь разбирайся, но чтоб завтра я тебя в таком прикиде не видел.

Изобразив раскаяние, я прошмыгнула к выходу, попутно соображая, означает ли это, что сегодня на работе можно больше не появляться.

* * *

Покинув ресторан, я забрала машину со стоянки и направилась в Центральный дом тканей, где мне удалось подобрать ткань, отдаленно напоминающую ту, из которой пошита униформа. Купила сразу лишние метры и на Женькину долю. Потом поехала к портнихе. За утроенную плату договорилась с ней, что завтра в одиннадцать я заберу готовый костюм.

Дома меня поджидал надрывающийся телефон.

— Где она? — буркнул вместо «здрасьте» Гришаня. Однако в сравнении с утренним звонком в его голосе было уже куда меньше боевого запала.

— На работе.

— Почему мобильный не берет?

— Не знаю. Но раз уж ты выставил ее из дому, какое это имеет значение? Кстати, она собирается жить у меня, пока ты не засыпешь ее белой сиренью, как на вашем первом свидании.

— Твою мать… — скорее не выругался, а пожаловался он в поисках сочувствия.

— Сам виноват.

— Знаю. Но у меня тут мелкие неприятности. Я утром нечаянно вспылил. И еще Женька куда-то все документы засунула, а мне срочно нужен паспорт. Позвони ей, а то она, наверное, на мой номер откликаться не желает.

— А зачем это тебе паспорт понадобился? — подозрительно поинтересовалась я, вспомнив, что документы требуют в ЗАГСе при подаче заявления на развод.

Любой другой мужик на месте Гришани после такого вопроса немедленно бы разложил по понятиям, что он ни перед кем не обязан держать отчет о своих намерениях. Тем более не должен отчитываться перед лучшей подругой своей жены. Любой другой, но только не Гришаня. Не зря я убеждена, что Женьке сказочно повезло в личной жизни. Таких покладистых мужиков, по моему мнению, нужно вообще заносить в Красную книгу и бережно охранять, как исчезающий вид.

Вот и сейчас Гришаня, вместо того чтобы послать меня куда подальше, спокойно пояснил:

— Я малого обещал к родителям на месяц-другой привезти, а билеты на самолет без паспорта не продадут.

Повод серьезный, и, пожалуй, авиаперелет в Вологду особого урона Женькиному семейному благополучию не нанесет. Но я решила это самое семейное благополучие немного подстраховать.

— Я постараюсь узнать, где лежит твой паспорт, а ты немедленно займешься проблемой с белой сиренью. Может, удастся ее как-нибудь заказать в Голландии?

— Сомневаюсь. — Он издал протяжный жалостный вздох и повесил трубку. А мне стало ясно, что проблема белой сирени автоматически ложится на мои плечи. Зная характерец подруги, без этих чертовых цветов Гришане перемирие никак не светит.

Угораздило же Стрельцова притащить Женьке на первое свидание именно сирень. Нет бы купить банальные розы или хотя бы орхидеи. Подозреваю, что великий бизнесмен просто закрутился тогда на работе и ухватил по дороге первую попавшуюся охапку цветов. И вот теперь мне придется расхлебывать его безалаберность. Хуже сирени посреди лета могут быть разве что подснежники.

Можно даже не пытаться заказывать весенние цветы у нас. Местные торговцы наверняка примут меня за полоумную. Остается — позвонить родственникам в Москву. Мужчины, конечно, заняты работой, но мама и невестка вполне смогли бы подсуетиться и раздобыть сирень. Но сначала следует позвонить Женьке насчет паспорта. Негоже ребенку все лето париться в душной квартире. А под Вологдой у родителей Гришани отличная дачка, самое место выпасать внука.

Женька немедленно откликнулась на мой звонок. Вероятно, Гришаня прав: его звонки она игнорирует сознательно.

— Как дела? — зазвенел в трубке ее жизнерадостный тенорок.

— У меня в порядке. А вот твой благоверный затосковал.

— Он тебе звонил?

— Звонил. Его раскаянию нет предела. Может, хрен с ней, с сиренью? — Я сделала вялую попытку избавиться от лишней головной боли.

— Никогда! — безапелляционно заявила подруга. — Не будет ему прощения без сирени.