Бирон - [172]

— Будет, — решительно ответил Васька и исчез.

Берта принесла вино и поставила на стол.

Она взглянула на князя. Князь, бледный, странно сразу осунувшийся, сидел, опершись головой на руку, неподвижным взглядом глядя перед собой.

— Князь, — сказала она. — Вот вино.

— Вино? — с недоумением переспросил он. — Ах, да, я забыл. Спасибо, маленькая Берта. Скажи, Берта, — неожиданно спросил он, — у тебя есть жених? Ты влюблена?

Берта покраснела до слез.

— Князь, князь, — стыдливо произнесла она, закрывая передником лицо.

— Не люби, Берта! Никогда не люби, — странным голосом говорил князь, и хотя обращался к Берте, но не глядел на нее и, казалось, будто говорил самому себе: — Не люби! Если ты хочешь, чтобы твое сердце было захватано грязными руками, чтобы его рвали на части, чтобы твоя жизнь обратилась в ад, с проклятьем в прошлом, с отчаяньем в настоящем, с безнадежностью в будущем, — тогда люби и верь! Тогда верь ясным глазам, верь поцелуям и словам любви. Верь! — и за каждый поцелуй ты заплатишь ценой муки и унижения, и твое сердце истечет кровью… — Шастунов схватился за голову. — Да будет проклята она! — воскликнул он.

Со слезами на глазах, смущенная и взволнованная, слушала его Берта, боясь остаться, не смея уйти, полная нежного сострадания к прекрасному князю.

— Князь, выпейте вина, — наконец проговорила она и сама, расплескивая вино, налила князю.

Князь взял стакан и выпил его. Он глубоко вздохнул. Лицо его несколько прояснилось.

— Ты добрая девушка, Берта, — ласково сказал он. — Не пугайся моих слов. Ты будешь счастлива. За твое здоровье!

Арсений Кириллович налил себе вина и снова выпил. Берта сделала ему низкий реверанс.

— Пришли еще вина, да побольше, — сказал Шастунов. — Ко мне сейчас придут друзья.

Он вспомнил о Макшееве, который словно старался залить вином какой-то неугасаемый огонь, пылающий в нем.

Берта вышла, сошла вниз, распорядилась отправить князю всяких вин, а сама пошла к себе, в маленькую спаленку, легла лицом вниз на свою узенькую, девичью постель и горько, безутешно расплакалась…

Васька бросился сперва за Макшеевым. К его счастью, Фома неверный, хотя и полупьяный, был дома. Он только свистнул, когда Васька спросил его, где Макшеев.

— Ищи ветра в поле, — сказал он.

Однако, выпив еще стаканчик водки и угостив Ваську, тоже малого не промах по этой части, он подумал и торжественно начал:

— Алексей Иванович может быть у себя в полку, скажем, раз. — Фома загнул палец. — У просвирни, что у Николы, направо за углом второй домишко. Зеленый такой. Там всегда хорошие господа бывают, потому у просвирни того… — И Фома лукаво подмигнул, загнул второй палец. — Bo-третях, повадились они теперь к графу Федор Андреичу Матвееву — тот самый что ни есть крутель, как есть под стать моему. Может еще быть у кавалергардов — там народ богатый, до карт и вина охочий. Бывает и в остерии. А более, ей-ей, не знаю. Должно, надо все кабаки в Москве объездить.

По просьбе Васьки Фома согласился пойти к просвирне, куда не всякого пускали, но где Фома, как человек Макшеева, был известен. Фома обещал исполнить поручение, если найдет там своего барина, за что Васька отвалил ему целую полтину, а сам помчался сперва в лейб-регимент, потом к кавалергардам и в конце концов нашел Алешу у графа Матвеева.

Васька через лакея, которому тоже дал три алтына, вызвал Макшеева и передал поручение князя.

— Еду, — коротко ответил Макшеев и тут же велел подать себе плащ.

Федора Никитича Васька сразу же нашел у Юсуповых.

Алеша и Дивинский приехали почти одновременно. Алеша еще не успел выпить стакан вина. Видя расстроенное лицо князя, Макшеев молча поздоровался с ним, налил себе вина и стал поджидать Дивинского. Когда приехал Дивинский, князь плотно затворил дверь и сказал:.

— Я хочу просить у вас дружеской услуги. Только, если вы истинные друзья мои, не спрашивайте меня ни о чем.

Макшеев и Дивинский, чувствуя что-то важное и значительное в тоне князя, молча наклонили головы.

— Так вот что, — продолжал Шастунов. — Я прошу вас, не теряя времени, поехать сейчас к обер-гофмаршалу графу Рейнгольду Левенвольде и предложить ему от моего имени поединок.

Друзья с изумлением взглянули на Шастунова, но не сказали ни слова.

— Поединок, — с какой-то злобой продолжал Шастунов. — Поединок на смерть! Драться до тех пор, пока правая или левая рука может держать оружие… Скажите графу, что я согласен на любое оружие: кинжалы, шпаги или палаши. Пусть выбирает любое. Но только скорее, скорее! — почти задыхаясь от бешенства, закончил князь.

— Сделано, — произнес, вставая, Макшеев.

— Арсений Кириллович, — проговорил Дивинский. — Мы всегда друзья твои. Мы верим тебе. Если ты хочешь поединка, — значит, так надо. — Он крепко пожал руку князю.

В эту минуту раздался стук в двери.

— Можно! — крикнул Шастунов.

Вошел Васька.

— Ваше сиятельство хочет видеть какой-то человек, — доложил он.

— Какой, от кого? — в изумлении спросил князь.

— Не могу знать, — ответил Васька. — Едва понял, что ваше сиятельство ему надо. Лицо все закрыть норовит, ростом маленький, словно горбатый.

Князь Шастунов пожал плечами.

— Позови его, — приказал он.