Биробиджан - земля обетованная - [49]

И Биробиджан был, по-видимому, одним из таких декоративных элементов. Компактная, полностью якобы принадлежащая евреям территория, где они могут все начать с нуля, в качестве противовеса сионистской грезе выглядела грезой более заманчивой, чем исконно русско-украинские территории, особая, специально учрежденная национальная единица как нельзя лучше иллюстрировала идею расцвета наций при социализме, тем самым усыпляя бдительность национальных меньшинств во всем мире; при этом национальное еврейское строительство, происходившее где-то в дикой тайге на другом конце света, переставало служить столь острым стимулом антисемитизма (стимул — заостренная палка, которой погоняют скот), — не знаю уж, к каким временам относится шутка: переселение евреев на Дальний Восток — неосуществившаяся мечта русского народа.

Сталин, по-видимому, тоже был не прочь убрать с глаз долой — из сердца вон доставляющий слишком уж много хлопот народец, однако он при его трезвом уме вряд ли верил, что таким путем удастся существенно избавиться хотя бы от излишка населения бывшей черты оседлости (эту проблему и правда удалось решить только его стратегическому партнеру — Гитлеру; фюрер же добил и остатки крымского проекта). А вот хоть немного оживить дикий край, укрепить почти безлюдную границу с крайне нестабильным Китаем, вот-вот готовым впасть в зависимость от пассионарной Японии, — это было все-таки возможно, причем, если выгорит, в значительной степени на еврейские деньги, ибо еврейское квазигосударство еще в большей степени создавало образ Советского Союза как главного заступника многострадального еврейского народа.

И потом, аграризация — это было очень уж несовременно, надо было поднимать все разом — сельское хозяйство, промышленность, культуру, чтобы заманить не только еврейскую голытьбу, но и публику почище. Вот тут-то и встает главный вопрос: понятно, что могло потянуть на Дальний Восток еврейскую рвань — надежда на какой-то более верный кусок хлеба; понятно, что могло привлечь еврейских карьеристов — новые служебные перспективы; но вот зачем туда потянулись еврейские идеалисты?..

Как зачем? Чтобы не оглядываться, не понижать голос, произнося вслух имя своего народа, чтобы, стараясь реализовать свои дарования, не подсчитывать, не слишком ли густо нас здесь набилось, — словом, чтобы, оставаясь евреями, жить, не замечая своей национальности, как здоровые люди не замечают своего сердца. Чтобы жить, как живут все нормальные люди у себя на родине. Которые, когда хотят, гордятся своим народом, когда хотят — оплакивают, когда хотят — кроют его последними словами, но никогда не оглядываются, кто стоит у них за спиной. И всегда чувствуют себя, по крайней мере, ничуть не менее правыми, чем их любые национальные недоброжелатели. А сохранить чувство правоты в одиночку необыкновенно трудно…

Обрести родину — так они понимали нормализацию евреев. А социалистическая греза убеждала их, что можно обрести свой национальный дом, не покидая дома интернационального. Поэтому, когда в начале тридцатого были без шума прикрыты евсекции с их так и не выветрившимся чесночным духом бундовского автономизма, этого почти никто даже не заметил. Да в этих евсектах и всегда-то еврейского люда было раз в пятнадцать — двадцать меньше, чем в стержневой партии. Интернациональной. Общенародной.

Биробиджан. Поэзия и правда

Предыстории Биробиджана я уделил так утомительно много внимания потому, что именно двадцатые годы в антисемитской сказке предстают эпохой тотального еврейского торжества. Дальше я постараюсь поменьше докучать читателю цифрами и фактами — без которых, однако, вовсе обойтись, увы, нельзя: надо же чем-то побаловать и серьезных людей, для которых история есть прежде всего история производств и властных постановлений.

Итак — как это было. Мечты и трагедия Биробиджана.

* * *

Судя по всему, если уж не стопроцентным инициатором, то как минимум покровителем биробиджанского проекта был председатель ВЦИКа М. И. Калинин. Кстати, еще в 1926 году, до возникновения какой бы то ни было связи между еврейством и Дальним Востоком, Калинин на съезде ОЗЕТа говорил об аграризации евреев не только как о чисто хозяйственной, но и как антиассимиляторской задаче: «Перед еврейским народом стоит большая задача — сохранить свою национальность, а для этого нужно превратить значительную часть еврейского населения в оседлое крестьянское земледельческое компактное население, измеряемое, по крайней мере, сотнями тысяч. Только при таких условиях еврейская масса может надеяться на дальнейшее существование своей национальности».

Сама по себе идея о том, что нация не может существовать без привязанности к «почве», конечно, представляется крайне спорной автору этих строк, настаивающему на том, что истинной «почвой» нации является некая наследуемая система коллективных фантомов, коллективных грез, которые, в частности, еврейство в течение многих веков сохранило и без всякого крестьянства, меж тем как прагматизированные либо люмпенизированные крестьяне являются хранителями «национального духа» ничуть не в большей степени, чем банковские клерки или жэковские сантехники, — однако в добрых намерениях «всесоюзного старосты» сомневаться трудно.