Биро-Биджан - [3]

Михаль теперь чувствует себя совсем хорошо. Вот сейчас он расскажет Кейле все про митинг, про Биро-Биджан и почему он туда едет. Но Михаль рассказывает жене только про свою службу царю, про то, как он стал кашеваром и как его похвалил генерал. Это то, что Михаль всегда рассказывает Кейле, когда она в хорошем настроении и он может с ней полюбезничать.

Это было еще тогда, когда он стал каменщиком и служил царю и должен был сложить печь для офицеров. Так этот коротенький Михаль как полез, как сложил печечку, как ту писанку, как паркетик. А потом уже, известное дело, приняли офицеры Михаля кашеваром. Тогда же генерал не хотел, чтобы пархатый жид да кашеваром был.

Но как подал ему Михаль обед, так генерал аж облизнул свои длинные усы. А потом чуть не крикнул:

— Молодец, Михаль-жид. Ты лучший кашевар на свете.

Кейля придвинулась под одеялом поближе к мужу и верила ему, как уже много раз верила до этого. Она теперь снова радовалась, что ее Михаль был в таком почете у генерала. Это же таки правда, он тут всем соседям печи наладил. А в некоторых хатках такие полы настелил, что никакой столяр так не сделает. Так таки и прославился в местечке Михаль как лучший столяр, и ему заказывали лучшую мебель.

Михаль знал, про что сейчас думает Кейля, и не боялся рассказывать ей про все на свете.

— И говорил же там тот оратор… Очень многие плакали, «… надо, говорит, евреев из душных закоулков на широкий путь социализма»… — говорит оратор. Это еще ничего. Он еще сказал, что там будут работать все евреи. Даже самые степенные евреи будут работать. И еще сказал он, что с первого дня уже там будет работы под самую завязку. А за работу дают хорошие деньги.

— Дай боже, господи, — поддержала жена, — чтобы это хоть наполовину правда была. А скажи-ка, Михаль, как оно там, уже все готово?

— Еще и спрашивает! Глупенькая, каждая мелочь для нас готова. Даже бараки там есть. Не в домах, а в бараках будем жить. Оно и лучше. — Михаль подвинулся выше на подушке и повернулся лицом к Кейле. Теперь она точно видит, с каким энтузиазмом говорит ее муж, что туда, только туда надо ехать. Он, с его золотыми руками, будет там счастлив. «Им» же потребуются там шорники, каретники и другие ремесленники. Пусть у них будет столько работы, сколько Михаль может для них сделать!

Михаль прислоняет свой плоский нос к ее длинному и говорит-поет: когда отец Михаля умер, то оставил детям только несколько стружек, сухих стружек и больше ничего. Что такое стружки? Их жгут на припечке или подкидывают в печь, и все. А Михаль уже оставит своим детям хозяйство, и земельку, и огородец, и… и все, что нужно детям.

— Слышишь, Кейля?

Кейля не ответила. Она тяжело сопела длинным вытянутым носом. Ты смотри! Он хочет рассказать ей про Биро-Биджан, а она уже спит.

Михаль лег на спину и задумался. Он еще раз на память повторил весь митинг. Все ему там понравилось. Оратор так улыбался, был такой бодрый. Он сморкался в платок. Не на пол, а просто в платок. А все хлопали.

Да. Одно только у него в голове не помещалось. Оратор что-то сказал и наклонился поднять записочку, а Михаль засмотрелся на него и не сразу понял: «что Биро-Биджан создается для евреев, это уже она… эск… эспедиция сказала. А вот годитесь ли вы для Биро-Биджана, это должны вы сами сказать.».

Что же это может значить?..

— Те буржуйчики, что записались. с буржуйчиками надо быть осторожным, — сам себе сказал Михаль, вздохнув.

По мнению Михаля, надо посылать таких, что. ну, таких серьезных людей. Чтоб при случае любой напасти не растерялись. Нет, бояться нельзя. Даже самого большого генерала не надо бояться.

Теперь он повернулся к окну и засмотрелся на улицу: стекла слеплены из мелких осколков. А когда выливают ведра с нечистотами, они стекаются в подвал и воняют тут. Ага. Хорошо, что дело к лету идет. Потому как дома остаются, не сглазить бы, четверо детей, а пятый еще у нее в животе.

Внезапно Михаль отодвинулся к краю и гневно посмотрел на Кейлю. Долго смотрел. И наконец окончательно решил, что надо ехать. Нечего терять. Хоть Михалю и не нравится эта музыка. Нет ли здесь, случаем, какого подвоха? Э, сдается, хотят зубы заговорить. А может, нет? Как оно здесь так весело, что же там будет. Грустно там не будет; и все равно нечего бояться. Уж как-то разберутся. Михаль едет. Но за детей. И Кейля беременна. Оставить. Теперь спать. Проклятье, там у Бенчика-портного в доме спички зажгли. Клоп кусает — вот он и ищет. Кто бы знал, что он там ищет?

— Хватит тебе уже ворочаться, — услышал Михаль, но не знал, кто это сказал: его Кейля? Или, может, Бенчикова жена — Миндель-злюка?

Что ж, когда улочка такая узенькая — слышно, что говорят у соседей; а когда нет нужников около домов, то и выливают перед дождем ведра. Воняет ужасно…

— Фу-у…

Михаль укрылся с головой и попытался заснуть. Но у него болела голова, и одеяло он откинул. Теперь он снова услышал смачное сопение детей из большой «светлицы». А среди сопения — по сырой стене подвала очень мерзко шуршали тараканы.

ИЗ ДОМА

… Итак, не с Тихонькой и даже не со станции «Бира» начинается Биро-Биджан. Начинается Биро-Биджан значительно раньше. Для кого в Иркутске, для кого в Новосибирске, Пензе, а для многих и вовсе с первой станции от их местечка.