Бирма: ад полузабытой войны - [58]

Перед полуднем 29 апреля 1945 года уинг-коммандер Соундерс в очередной раз осматривал крылья своего «Москито». Из штабной палатки к нему подошел его напарник, наблюдатель лейтенант Стивенс. Стивенс был моложе Соундерса, но страшно страдал от духоты, непосредственно предшествующей муссону. Воздух казался буквально заряженным электричеством.

Стивенс залез в кабину и поторопил его:

— Ну, давай, нам нужно охладиться!

Соундерс немного подождал. В таких полетах не однажды случалось, что незаметно для себя получишь пробоину. Стоит наземному персоналу ее тоже не заметить, и следующий полет может обернуться катастрофой.

— Тебе следовало попросить перевести тебя в Гренландию, — посоветовал Соундерс своему наблюдателю. — Этого бы тебе хватило, чтобы освежиться!

Он не нашел в «Москито» пробоин, и после взлета почувствовал облегчение, когда вентилятор наконец начал закачивать в кабину прохладный воздух.

Пролетая над Мингаладоном, аэропортом Рангуна, Соундерс после испытующего взгляда недоверчиво наклонил вниз голову и спросил по внутренней связи своего наблюдателя:

— Зенитки?

— Не видно, — последовал ответ.

— Их там нет! А самолеты?

— На земле нет. В воздухе тоже нет.

— Ну и что это значит? — встревожился Соундерс. Аэропорт этот был одним из последних, еще остававшихся в руках японцев. Неужели это обманный маневр?

— Война окончилась, а мы не услышали последнего выстрела, — поддразнил наблюдатель.

— Я тебе дам! Подготовить камеру, нам придется иметь что-то на руках для аналитиков!

Он уже летел почти над самим городом. Расстояние составляло лишь несколько километров. Но и здесь не было огня зениток. Никаких разрывов снарядов, никаких дымных следов. Соундерс спустился ниже. Внизу находился похожий по форме на звезду комплекс зданий, который знал каждый, кто хоть когда-то служил в Рангуне — городская тюрьма. Черные крыши. На одной из них латинские буквы.

— Ты видишь, что там написано? — спросил в этот момент наблюдатель.

— Я вижу! Соундерс спустился еще ниже, развернулся и вот оно, написанное мелом на крыше послание: "Japs gone! British here!" ("японцы ушли, здесь британцы").

Стивенс сфотографировал надпись, Соундерс развернулся в сторону Мингаладона. Опять никакого огня. Никаких самолетов на земле. Взлетно-посадочная полоса повреждена бомбами. А между воронок внезапно появились люди, махали белыми полотнищами, бегали вокруг. Никто не стрелял.

— Выглядит так, будто наши ребята просят помощи, — заметил Соундерс. А японцев я не вижу. Люди внизу — бирманцы. Садимся!

— Я совсем не знал, что летаю с камикадзе, — пробрюзжал Стивенс. Но подготовился к посадке, пока Соундерс выискивал между бомбовых воронок хоть какой-то участок, пригодный для приземления. Он нашел полосу, и все бы удалось, если бы одна воронка не была бы засыпана мягкой землей. Именно в ней застряло шасси «Москито», из-за чего самолет клюнул носом в землю и застрял.

— Все, — сухо заметил Стивенс. — Они уже точат на нас самурайские мечи.

Он ошибся. Соундерс верно заметил, что эти люди были бирманцами. Аборигены из партизанской армии, именно они помогли летчикам выбраться из кабины. Они сидели в засаде, а когда японцы ушли, взяли местность в свои руки.

— Ушли? Соундерс лишился дара речи. Вождь бирманцев, человек его возраста, объяснял ему на чистейшем базарном английском:

— Весь японец много-много быстро ушел, ушел, понимаешь? Нет японский солдат. Ушел!

— Они просто ушли, — удивленно повторил Соундерс Стивенсу. Тот лаконично ответил:

— И ради того, чтобы установить это, стило приземлиться и сломать шасси, только потому что все прочие ВВС ничего не заметили!

Соундерс принял решение:

— В город! Я хочу знать, что происходит в тюрьме. Там японцы держали наших людей, это давно уже известно.

Бирманцы нашли для них почти разбитый японский автомобиль. Зажигание у него включалось с перебоями, но мотор работал, и машина довезла их до тюрьмы, которую японцы использовали в качестве лагеря для военнопленных. Сотни солдат союзников радостно вырвались на свободу, когда бирманцы взломали ворота. Не было ни одного охранника.

Соундерс на какое-то время поддался всеобщей радости, с которой его и Стивенса встретили изголодавшиеся, бородатые фигуры, но потом вспомнил о засевших в Элефант-Пойнте гурках и о флоте, ожидавшем в открытом море.

— Нам нужна лодка! — обратился он к одному из бирманцев. Жители уже собрались здесь. Страх, который они испытывали перед японцами, улетучился.

Через полчаса Соундерс и Стивенс сидели в сампане с навесным мотором, и это совсем не похожее на военный корабль суденышко двинулось по реке Рангун вниз к морю, чтобы сообщить высаживающимся на сушу войскам, что для взятия Рангуна вести бой им уже не потребуется.

26 апреля, как вскоре выяснилось, японцы без остатка перебросили свой рангунский гарнизон на север. Этот маневр оказался ошибкой. Хотя японцам и удалось на короткое время задержать продвижение войск союзников под Пегу, за этот же период столица была взята союзниками с моря.

Генерал Кристисон поручил 26-й дивизии, эмблемой которой был тигр внутри треугольника, обеспечить безопасность города. По улицам Рангуна грохотали танки, десантированные на сушу. Когда население поняло, что японской оккупации со всеми ее ужасами пришел конец, хотя то там, то тут еще слышались одиночные выстрелы из засад, начались спонтанные всплески бурной радости. Молодые девушки карабкались на танки и фотографировались рядом с бородатыми индийскими солдатами, взволнованные старики стояли по краям дорог. Члены партизанских бирманских формирований взяли на себя защиту города от мародерства и тушили последние подожженные японцами дома.