Бирит-нарим - [33]

— Я Лабарту, хозяин Аккаде, — сказал он. — Я сегодня приплыл, а завтра утром покину Лагаш.

Женщина подняла руку, отвела волосы с лица, и браслеты со звоном скатились к локтю.

— Я Инанна-Атума. — Теперь ее взгляд словно бы стал легче, а голос — глубже. — Хозяйка этого города.

Хозяйка этого города.

За спиной шумела площадь. Жажда острыми песчинками царапала горло.

— Прошу, разреши мне пить кровь на своей земле, — проговорил Лабарту, не отводя взгляда.

Инанна-Атума вдруг улыбнулась, широко, обнажив клыки. А потом подалась вперед и взяла Лабарту за руку, потянула к себе.

— Только ли крови ты хочешь? — спросила она, и в словах ее звенел смех.

Руки ее были уверенными и нежными, полные губы манили.

Лабарту улыбнулся в ответ.

— Мужчины не могут скрыть от меня своих желаний, — продолжала хозяйка Лагаша. — Если оставишь подношение на алтаре Богини, я одарю тебя ее милостью.

— У меня есть золото, — кивнул Лабарту и на миг закрыл глаза. Ее волосы пахли благовонными травами и сладким маслом. — Есть серебро и лазурит… Но сперва мне нужна кровь.

Инанна-Атума засмеялась, звонко, запрокинув голову.

— У меня есть жертва для тебя! — воскликнула она, и, не дав ответить ни слова, потянула за собой в дом.

Они миновали внутренний двор, где уже царили сумерки, и оказались в малом святилище. Огонь трепетал в медных и каменных плошках, в углах дрожали тени. У дальней стены стояла статуя богини — украшенная тканями и драгоценностями в неверном свете она казалась почти живой — и Лабарту положил перед ней свое подношение.

— Сейчас ты утолишь свою жажду, — пообещала Инанна-Атума. — Подожди.

Потом повернулась и скользнула к двери. И походка ее была такой стремительной и легкой, а браслеты на запястьях и щиколотках звенели так напевно… Лабарту не сумел удержать слова, они вырвались сами собой:

— Ты танцуешь?

Инанна-Атума оглянулась, застыв на пороге.

— Все жрицы Инанны танцуют, разве ты не знаешь? — проговорила она. — Подожди, я сейчас вернусь.

Лабарту кивнул и опустился на циновку. Закрыл глаза, пытаясь не замечать иссушающий холод жажды.

Она танцует.

Это Лагаш.

И, против воли, воспоминания потекли одно за другим, и остановить их не было сил.

2.

Он увидел ее в полнолуние, в праздник. Она танцевала на вершине лестницы перед храмом, под музыку флейт, барабанов и гонгов. Украшения сияли, развевались полы вышитой одежды. Шубад, жрица Нанше. Она была на восемь лет старше Лабарту и казалась ему сейчас самой прекрасной женщиной в мире.

Он думал: «Я демон Лагаша, никто не посмеет отказать мне», но сердце билось часто-часто.

На следующее утро Лабарту отыскал ее. Знал, что каждый день возлагают на алтарь Нанше свежие цветы, и собирать их — работа храмовых женщин. Потому дождался, когда Шубад выйдет из храма, и остановил ее в безлюдном переулке.

Шубад сменила платье — вместо праздничного наряда оделась в простую льняную рубаху. Украшений на ней почти не было и волосы, вчера волнами взлетавшие под звуки музыки, сегодня были свернуты в узел и заколоты на затылке.

Но Лабарту не перепутал бы ее ни с кем, она казалась ему прекрасней всех женщин Лагаша.

Шубад испуганно замерла, когда он оказался рядом. А когда сказал, что ему нужно от нее, — побледнела и отступила на шаг, судорожно сжимая амулет на груди.

— Я не стану пить твою кровь, — сказал ей Лабарту. — Клянусь, даже если тебя приведут как жертву, не стану. Никогда.

Тогда Шубад улыбнулась и взяла его за руку. Пальцы ее чуть приметно дрожали, но голос звучал спокойно.

— Если так, я пойду с тобой, — проговорила она. — С радостью.

И он сдержал свое слово.

И не намерен был нарушать его и впредь.

Я не стану пить кровь тех, кто дарит мне любовь.

3.

Инанна-Атума вернулась и привела с собой юную жрицу. Та шла медленно, словно воздух в доме превратился в теплую воду, взгляд был подернут поволокой, устремлен в никуда. Покорная жесту старшей, девушка опустилась на колени возле Лабарту.

— Твоя жертва? — спросил тот и поднял руку девушки. В полумраке ее кровь сияла ярче пламени светильников, торопливыми искрами бежала под кожей.

— Пей! — засмеялась Инанна-Атума. — Все люди под этой крышей — мои жертвы.

В крови был странный привкус, терпкий и сладкий одновременно. Лабарту оторвался от жертвы и поднял взгляд на Инанну-Атуму.

— Что с ней? — спросил он. — Ее кровь…

Он не договорил — вдруг заметил, что потолок чуть заметно качается, а стены словно бы плывут. По телу разливалось тепло, а сердце заполняла радость.

Инанна-Атума засмеялась.

— Гостям этого дома мы подносим вино Инанны, — проговорила, привычно перевязывая запястье младшей жрицы. — Чтобы души их были легки и радостны. Она выпила вино и поднесла его тебе. Разве могла я лишить гостя причитающегося ему угощения?

Лабарту засмеялся. Инанна-Атума поманила, и он пошел следом. Пол, казалось, ускользал из-под ног, словно не по дому они шли, а по палубе корабля.

Инанна-Атума привела его в комнату, где лежали разноцветные покрывала и подушки, и благовонный дым поднимался к потолку. Там она погасила светильник и сбросила одежду.

Украшения жрицы звенели в темноте, поцелуи были горячими, а страсть — раскаленной, как жаркий полдень. И в этот миг Лабарту не помнил ни Лагаша, ни Аккаде, ни обещаний, ни даже собственного имени. Все померкло, осталась лишь эта женщина, чья любовь сжигала его, словно пламя.