Бирит-нарим - [24]

Предсказатель был уже немолод, — вокруг глаз сеткой разбегались морщины, в волосах виднелись седые пряди. И, судя по одежде, был он небогат. Но держался спокойно и с достоинством и согласился провести обряд, даже не спросив, какова будет награда.

Наконец Лу-Нанна допел, замолк на мгновение, а потом сказал, глядя на Лабарту:

— Теперь говори, что хочешь узнать, и я прочту ответ.

Кровь медленно застывала на камнях, умирала. Кровь не живет долго, когда душа покинула тело.

— Вот что мне было сказано в юности… — Лабарту говорил медленно, старательно подбирал слова. — Мне сказали, что наделен я особым даром и достигнет этот дар необычайной силы. И это так, я наделен им. Но отчего-то, с некоторых пор, дар этот не растет и не углубляется. И я хочу знать, что случилось со мной.

Лу-Нанна кивнул и больше не спросил ни о чем. Перевернул печень в чаше, провел по ней пальцами. Потом закрыл глаза, пропел строки восхваления Ану и вновь склонился к чаше.

— Вот ответ, — сказал он наконец. — Боль и страдание остановили твой дар. Боль, страдание, оковы и тень смерти — вот причина.

Лабарту опустил глаза и сжал кулаки, так, что ногти впились в ладони. В храме солнца у холодного моря… Долгие годы он старался не вспоминать об этом, но прошлое прорывалось в сны, и в кошмарах он вновь стоял связанный колдовскими путами, а пятеро чужих северных экимму пили его кровь и не внимали мольбам. Вместе с кровью выпили мою силу, и теперь не вернуть?.. Лабарту не мог поднять глаз и молча ждал, что дальше скажет предсказатель.

— Твоя воинская сила не увеличится никогда, — продолжал тот. — Самая основа ее перебита, и то, что есть теперь у тебя — это все, что есть. Но вот второй ответ: тень смерти не тронула силу твоих мыслей, и этим могуществом прославишься и на него опирайся.

Лабарту медленно разжал кулаки, поднял голову. Солнце уже опускалось за отроги гор, небо пылало. Кровь в чашах казалась черной и пахла смертью.

…Не тронула силу твоих мыслей… этим могуществом прославишься…

Воспоминания о беспомощности и страхе отступили в темные глубины, и вместо них пришли другие. Как наяву Лабарту услышал голос матери, звонкий и твердый, похожий на острый клинок. И Тирид сказала: «Когда пройдет много лет, ты сможешь словами, прикосновением и взглядом погружать людей и демонов в глубины и поднимать на высоты. Сможешь заставить забыть то, что было, и вспомнить то, чего не было. Заставишь полюбишь ненавистное и возненавидеть любимое. Все, что скрыто в душе человека или демона станет подвластно твоему слову, прикосновению и взгляду».

Голос матери затих, скрылся в стране воспоминаний. А Лабарту все сидел молча, напряженный как тетива лука. И предсказатель ничего не говорил, не шевелился. Руки его все еще покоились в гадательной чаше.

Если сила мысли — это то, о чем говорили мне Шебу и Тирид, то я проверю это, узнаю прямо сейчас.

И, не медля ни мгновения, Лабарту одним движением подался вперед, взял Лу-Нанну за руку и заглянул ему в глаза.

Тень замешательства плеснулась в них, но не успела вылиться в слова, — предсказатель замер, зачарованный, а Лабарту заговорил:

— Весь мир исчез для тебя, Лу-Нанна, все звуки замолкли и погас свет. И лишь мой голос — опора тебе, лишь его ты слышишь.

— Да, — одними губами прошептал предсказатель.

— Забудь о том, что нагадал, — продолжал Лабарту. — Гадание еще не проведено. Только что ты разрезал жертвенного ягненка, только что достал его печень. Вопрос мой еще не задан, ответ не получен.

— Да, — выдохнул предсказатель, и Лабарту почувствовал, как воспоминания человека стираются, исчезают. Словно волна набежала на песок и смыла рисунки и знаки.

— А теперь возвращайся, — сказал Лабарту. — Пусть вернутся к тебе запахи, звуки и свет.

И, отпустив руку Лу-Нанны, отвел взгляд.

Тот шевельнулся, словно пробуждаясь ото сна. Потом оглядел чаши. Лицо его было сосредоточено и серьезно, — ни тени непонимания или тревоги.

— О чем ты хочешь узнать? — Голос предсказателя не изменился, звучал, как в первый раз. — Говори, и я прочту ответ.

Лабарту вздохнул. Солнце уже почти скрылось из виду. Вдалеке блеяли овцы, слышался лай собак.

Так легко и просто жить тут, кочевать между полноводным Тигром и предгорьями Загроса. Привычно. Так зачем же…

— Сердце зовет меня оставить прежнюю жизнь и уйти в страну черноголовых, — сказал он. — Скажи, будет ли мне сопутствовать удача, и какой город примет меня?

Лу-Нанна кивнул. Потом долго разглядывал жертвенные части, пел слова гимнов. Наконец, проговорил:

— Покинь степь, этим достигнешь могущества и славы. Что же до города… — Тут он замолк, нахмурился, продолжил: — Город Шаррукина, Аккаде, распахнет перед тобой свои ворота.

Аккаде. Лабарту улыбнулся.

— Будешь жить там долго, — говорил между тем Лу-Нанна, — но потом войдешь во Врата Бога, и что за город это — я не знаю. Потом примет тебя город, чье имя «цельный», и имя это двойное. И много других городов сулит тебе гадание, но имена их темны и непонятны.

Лабарту слушал его, и на душе было легко. Аккаде. Он знал, что выбор уже сделан.

И потому поднялся и, поклонившись, сказал:

— Благодарю тебя, Лу-Нанна. Богатство мое велико, стада обширны. Щедрая награда ждет тебя.