Биологический материал - [53]

Люди, которым вскоре предстоит умереть, особенные. Они словно начинают видеть и понимать вещи, которые недоступны простым смертным. Они могут предсказать будущее и прочитать мысли другого человека. Не знаю, правда ли это, или просто люди хотят в это верить, чтобы смерть не казалась такой ужасной.

Наконец Алиса сказала:

— Как бы то ни было, попробуй не злиться на Эльсу.

— Я не злюсь на нее, — ответила я. — Это она зла на меня.

— Попробуй понять ее, — попросила Алиса. — Я, наверно, тоже отреагировала бы так, если бы… если бы не это… — Она показала на голову. — Попробуй ее понять, — повторила она, и я испугалась, что она забыла, что только что сказала, но она продолжила: — Ты ведь не забыла, что это такое — потерять друга из-за ребенка?

— Но она меня не потеряет, — сказала я. — Я здесь, я никуда не исчезну. И если кто и теряет, то это я. Я ведь потеряю своего ребенка.

Алиса посмотрела на меня тем же всезнающим и всевидящим взглядом, от которого становилось не по себе. Мы обе молчали. Она потянулась за чашкой. Я протянула ей салфетку с бутербродом, но подруга покачала головой. Алиса выглядела такой усталой. Она словно таяла у меня на глазах. Я непроизвольно начала плакать. Чтобы Алиса ничего не заметила, я отвернулась.

— Но дружочек, — сказала Алиса и снова отставила чашку.

— Извини, — всхлипывала я. — Я должна быть сильной. Сильной для тебя. Но я не могу… не хочу тебя терять!

— Я знаю, Доррит, — спокойно ответила она. — Я знаю. И мне тепло от этой мысли. Этого достаточно. Тебе нет нужды быть сильной. — Впервые в жизни кто-то сказал, что мне нет нужды быть сильной. — Слышишь, — продолжала она, — не хочешь прилечь рядом на минутку? Мне кажется, тебе станет легче.

Я кивнула, отставила в сторону поднос, обошла кровать и легла рядом с Алисой. Она была теплой, почти горячей.

Это был наш последний разговор с той Алисой, которую я знала. Это был последний разговор, когда она еще понимала, с кем говорит. Через неделю подругу отправили на сдачу органов. Мальчик, больной диабетом, получил ее поджелудочную железу, а одна из самых популярных ведущих на телевидении, мать двоих детей, получила вторую оставшуюся почку.

4

За все последние месяцы я почти не касалась своей новой книги, только иногда перечитывала те первые тридцать страниц, на которых когда-то остановилась. Что ж, тридцать тоже неплохо. Неплохо для меня, но мало для книги, тем более что я понятия не имела, как эта история будет развиваться дальше. Это было все равно что стоять на опустевшем перроне и глядеть вслед поезду, уносящему прочь все твои творческие порывы.

Я сделала последнюю попытку сразу после смерти Алисы. Я надеялась, что работа поможет мне отвлечься от грустных мыслей и что вдохновение вернется. Сев в свое фантастическое кресло со спинкой и подлокотниками, я включила компьютер, открыла файл. Да так и просидела перед экраном часа три или даже больше. Я написала пару строк. Стерла. Снова написала и снова стерла. Достала блокнот и попробовала писать от руки. Зачеркнула написанное, перевернула страницу и начала с нового листа. Но ничего не получалось. Я разозлилась и, не выдержав, перетащила документ в мусорную корзину. Потом очистила корзину и выключила компьютер.

Облокотилась на спинку кресла. Мой взгляд случайно упал на картину Майкен, на которой не то корчился от боли, не то ухмылялся дьявольской ухмылкой зародыш. И в это мгновение впервые ощутила толчки в животе. Короткое, ни на что не похожее ощущение, не имеющее ничего общего с несварением желудка или мышечными спазмами. Я посмотрела на живот и снова почувствовала толчок, словно малыш толкнул меня изнутри головой. Впервые я почувствовала, что он не просто растет во мне, а живет.

— Привет! — прошептала я и прижала ладонь к животу. — Привет, мой малыш!

В тот день я больше не могла писать. Я позвонила в лабораторию, где принимала участие в безвредном, но противном эксперименте, и сказала, что мне нужно отдохнуть. Они отнеслись к моему звонку с пониманием: отчасти потому, что они знали, что я беременна и все время себя плохо чувствую, отчасти потому, что понимание входило в их профессиональные обязанности. Позвонив, я легла на кровать и достала из кармана камень Юханнеса. Я лежала и крутила его в руке, накрыв другой рукой живот.

Через полчаса я почувствовала новый толчок, совсем легкий, почти незаметный. Я нежно нажала ладонью на живот, и ответом мне стал новый толчок. Я улыбнулась и расплакалась, настолько меня это тронуло. Умывшись и сходив в туалет, я снова прилегла и не заметила, как заснула.

Если бы кто-то спросил меня, что я тогда чувствовала — горе или радость, — я не смогла бы ответить. Потому что сама не понимала, что это было — единение или одиночество?

Через пару дней я сделала ультразвук. Точнее, его мне сделала Аманда Юнсторп. Она намазала мой живот холодным бесцветным гелем, ощущение было такое, словно меня щекочут, и я невольно прыснула. Аманда улыбнулась и начала водить инструментом, выводя большие и маленькие круги на животе и сосредоточенно смотря на экран.

— Все хорошо? — поинтересовалась я.

— Да, все хорошо, — ответила Аманда. — Даже поразительно, учитывая все обстоятельства.