Биоген - [3]

Я слышу полет пчелы вокруг граната, рык тигров, парящих над льдиной материка[8]; шепот старца с филином и свечой[9]; смех Иоанна[10], теряющего голову под перебор киннора[11]; шелест туники соблазнительной Саломеи; дыхание Горгоны в ее руках[12]; безмолвие сфинкса, заглянувшего в глаза Медузы; звон бубенцов в рождественскую ночь; падение утренней звезды[13]…

Но вдруг, очнувшись из миража сна, я возвращаюсь назад и вижу белую грудь. Она тянется ко мне вишневым бутоном поцелуя. Я прикасаюсь к ней губами, и живительная влага утоляет мой голод. Причащая, Господь смеется над аппетитом новорожденного, а я, насыщаясь его прозорливостью, зачарованно смотрю в глаза Создателя и, ожидая чуда, залипаю паузой взгляда, не прекращая созерцать явь[14]. Бессознательный прилив дежавю связывает меня с прошлым, позволяя оставаться в покое настоящего и не тревожиться о будущем[15].

Но вот мама сворачивает с тротуара в арку, и надо мной незнакомая сфера.

Серая дуга свода сдавливает, пугает ребенка ограничениями и прячет от взгляда первенца небесную высь. Съеживая пространство, она нависает так близко, что кажется – еще мгновение, и купол расплющит нас в лепешку. Я открываю рот и начинаю кричать: «Неет! Неет!» Коляска ускоряется, раскачивается, и я вижу склонившееся лицо женщины. Оно улыбается, завершая таинство, и, откинувшись одеялом тепла назад, оголяет небо.

Арка закончилась, догадываюсь я и просыпаюсь, разбуженный голосом воспитательницы. Послеобеденный сон подошел к концу. Пора вставать и идти на прогулку. Коляски остались в прошлом. Я уже большой мальчик, в старшей группе детского сада. У меня уже есть свой взгляд на эту курицу, которая бегает и кудахчет, откладывая (где попало) яйца жизни. Они выпадают из ее чрева, разбиваются и растекаются желтками крови на тарелках во время ужина. Бац-бац – и еще несколько десятков нерожденных цыплят отправились на тот свет, минуя этот. Ужин подходит к концу. Группа детей сыта. Дети – наше будущее. Наше будущее находится в прошлом…

2

Я бегу! Мне удалось это сделать – перелезть через забор и вырваться! Вырваться из каземата разума, из логики рассудка, из бытия сознания, из плена грядущих войн, из норм общежития, из цитадели нравственности, из нигилизма абсолюта, из бастиона крепости заполненного жужжанием сонных фурий.

Жизнь обвела их вокруг пальца и бросила в яму разочарования, как и многих других – отягощенных муками совести, маммоной замыслов и доктриной порочного зачатия[16]. Порочного, как алчность секундной стрелки. Как похоть глаз, цепляющихся за прелести убегающего времени. Как Стена Плача, дающая каждому надежду или разочарование.

Огромная, каменная секретарша, никогда не видевшая своего босса. Труженица, готовая давать всем и всегда. Без разбора, без предварительных ласк – сначала надежду, а потом прочтение. Или наоборот? Нет. Все же сначала дает, а потом читает, читает, читает: «История, что я перелистал, читая ваше прошлое столетье»[17]. И никаких секретов тут как бы и нет. Все на виду у всех. Никто никого не стыдится. Секреты только дома, в семье, в голове или в книге Войнича[18]. Так – бред. Но ничего – кто-то все равно расшифрует.

Интересно, а как она читает эти рукописи? Где у нее глаза? Может, записки просматривают муравьи и ящерицы, снующие в ее щелях? Мда уж. И они туда же…

Бедная-бедная стена. Все снуют, суют, и все куда попало. Так сказать: все вместе, всем миром и во все щели. Пальцы, бумажки… гвозди забивают…[19]

Вы представляете: в ее щели – Врата Рая[20] – забивают гвозди? Тысячи утомленных пигмалионов приходят, фаршируют, благолепствуют и жаждут ее днем, а ночью возвращаются в постельку под бок к своей старухе. Или молодухе. Кому что досталось. Лотерея мозгов и визуализации…

Что за удовольствие? Это же как секс с he’s a cold fish[21]. Холодное исполнение обязанностей – и никакой страсти. Безропотная отдача каждому и всем сразу.

Но работа есть работа. Как говорил один поэт: «Работай, работай, работай: ты будешь с уродским горбом за долгой и честной работой, за долгим и честным трудом»[22]. Да уж, мало приятного. Особенно если этот горб грозит вылезти на твоем животе.

Как женщина уступает себя всему человеческому роду, чтобы возрождаться и умирать вместе с ним, так и она, созданная из частицы храма и превращенная в почтовый ящик для корреспонденции душ, отравляется мечтами желающих впитать иллюзию собственных надежд в камни ее посредничества, чтобы затем, блуждая в сумраке религиозных фанатиков, созерцать реинкарнацию средневекового сознания в мир современных технологий. В мир чаяний и упований, которым из поколения в поколение суждено ходить по кругу одних и тех же ошибок.

Люди настолько увлеклись идеей о своем бессмертии, что не заметили того, как на заре веков, на заре зарождающейся экосферы, Господь покинул эту планету. Открыл дверь и вышел, оставив полные удивления зрачки материков в голубых глазах океанов. Но никто не хочет терять веру. Все ждут возвращение Демиурга. Страх перед своим сиротством сильнее здравого смысла. Вцепившись в Шхину[23], наглецы пытаются удержать тепло Его рук, запах Его духа. Напрягают тройничные нервы, надеясь уловить аромат Его одеколона. Но все это – пузыри на воде. И они лопаются, как только вечность ускользает из наших тел.