Билл-завоеватель - [68]

Сегодня ему пришлось еще хуже. Раньше он был один из многих, сейчас весь груз ответственности лег на его плечи. И нелегкий, надо сказать, груз. Мало того, что обедать здесь с кем-нибудь, кроме Флик, граничило со святотатством, бурная натура мисс Лилии Бум подавили его с первых секунд. Оставалось только дивиться, как верно описал ее Джадсон Кокер.

Джадсон сказал, что она сложена, как танк. Чистая правда. Джадсон пообещал, что на ней будет красное платье. Тоже верно, хотя сказано слабовато. Еще Джадсон сказал, что она – огонь. Единственное, в чем он ошибся, это в своей уверенности, что мисс Бум понравится его другу. Биллу трудно было бы назвать другое живое существо, которое вызвало бы у него большую неприязнь. Ему не нравились ее большие блестящие глаза, ее эффектная внешность, не нравилось слово «дорогуша», которая она начала употреблять еще за супом. А больше всего ему не нравилось, как она подается вперед и хохочет ему в лицо, а, пошутив, хлопает его по руке. Как убедился ранее мистер Слинсби, рука у Лилии была тяжелая, и похлопывала она ей, как разыгравшаяся лошадь – копытом.

Однако он терпел. Мисс Бум, при всех своих внешних недостатках, обладала одним существенным достоинством – она знала, где мистер Слинсби зарыл труп. Так что Билл, хотя и подумывал с опаской, на что она станет похожа, когда официант принесет наконец бутылку, тем не менее собрал бульдожье мужество Вестов и решил, стиснув зубы, держаться до конца.

Какой именно труп зарыл мистер Слинсби, еще предстояло выяснить. Пока тянулся бесконечный обед, мисс Бум наотрез отказывалась говорить о «делах».

К тому времени, как принесли кофе, Билл узнал одно: что секрет этот -настоящая конфетка, ради которой стоит и потерпеть; и во все это время он так старательно развлекал мисс Бум, что даже заслужил похвалу. Она назвала его «хорошим мальчиком». Все знают, что от хорошего мальчики лишь один шаг до уморительного хохмача, а там недалеко и до классного прикольщика. Вскоре после того, как Билл был произведен в хохмачи, мисс Бум выразила желание потанцевать.

Билл вежливо встал. Мысль о том, чтобы танцевать с очаровательной спутницей наполняла его отвращением, но он взял себя в руки. В то самое время, когда они второй раз кружили по залу, Флик с дядей Синклером вошли в ресторан и поднялись по лестнице на балкон. В качестве уступки старомодным приличиям мистер Хэммонд решил сесть на балконе, а не в основном зале. В зале было слишком много блистательных созданий, безусловно, добрых сердцем и внимательных к родителям, на которых он, тем не менее, предпочитал смотреть издали. Балкон, оставленный для тех, кто приходит к Марио без вечерних костюмов, представлялся на 99% свободным. Здесь его белый жилет пропадет втуне, но ничего не попишешь.

Сколько Билл танцевал, он бы сказать не мог – ему казалось, что целую вечность. Время от времени музыка смолкала, они ненадолго возвращались к столику, чтобы через мгновение вновь устремиться на зов саксофонов. Когда Билл уже начал подозревать, что мощная фигура мисс Бум отлита из каучука, та неожиданно выразила желание отдохнуть. Они сели, и Билл, чувствуя, что, если упустит эту возможность, к следующей уже ничего не будет понимать от усталости, подался вперед.

– Рассказали бы вы мне о Слинсби, – взмолился он.

– Ты правда хочешь услышать? – игриво осведомилась мисс Бум.

– Очень.

– Тогда слушай хорошенько, – сказал мисс Бум. – Рассказываю!

Билл придвинул стул еще на несколько дюймов ближе и расплылся в улыбке, преданно глядя мисс Бум прямо в глаза. Та для затравки хлопнула его по ноющему плечу и начала.

3

Мистер Хэммонд одернул жилет, который с последнего появления на людях загадочным образом съежился, и заинтересованно взглянул через перила на праздничную толпу.

– В нашей современной жизни нет ничего более символичного, – сказал он, – чем отношение порядочного круга к вечеру воскресенья. Такие места, как это – внешний и внутренний знак внешних и внутренних перемен в английской семье. Двадцать лет назад уважаемый семьянин вроде меня и помыслить не мог, чтобы выйти воскресным вечером из дома. Двадцать лет назад я бы проводил последние священные часы выходного дня под родимым кровом в окружении любящих домочадцев. Мы бы ужинали довольно жесткой холодной говядиной, довольно мокрым салатом, довольно кляклым яблочным пирогом, бланманже и очень большой, очень желтой головкой сыра. Затем мы бы пели псалмы или, в чуть менее строгой семье, играли в застольные игры с карандашиком и листком бумаги. То, что я здесь, и с трудом перебарываю соблазн уронить сардинку на голову вот того лысого джентльмена, означает Поступь Прогресса. – Мистер Хэммонд подцепил на вилку кусок закуски. -Теперь, когда я изложил сии прозаические наблюдения, – сказал он, – давай вернемся к твоему прошлому появлению в этом месте. Как ты тут оказалась?

– Меня привел Билл. Он бывал здесь однажды с мистером Слинсби. Это лондонский управляющий мистера Парадена.

– Теперь про Уильяма, – сказал мистер Хэммонд. – Выкладывай.

Флик внимательно поглядела на дядю. Насколько разумно рассказывать ему все? Что она любит Билла, Билл любит ее, мало того, она обещала бежать с ним по первому его слову. Не лучше ли пощадить дядю Синклера? Конечно, приятнее было бы открыться, и дядя ее не выдаст, но ему это будет стоить душевного спокойствия. Нет, ни за что!