Билл — герой Галактики. Книга 1 - [46]

— Значит, меня расстреляют?

— Вполне возможно, но у нас есть шанс, и мы должны рискнуть.

— Мы?.. Ты что — претендуешь на половину пуль или как?

— Не хами, когда разговариваешь с офицером, дубина. Положись на меня, не теряй веры и надейся, что они допустят какой-нибудь ляпсус.

Теперь оставалось только сидеть и ждать судного дня. Билл догадался, что час его пробил, когда ему принесли форму с лычками заряжающего 1-го класса. Затем послышалась грозная поступь охранника, дверь отворилась, и Смертвич вызвал арестованного из камеры. Они вместе зашагали по коридору; Билл развлекался как мог, то и дело меняя ногу и сбивая охранника с ритма. Но, когда перед ними распахнулась дверь в зал заседаний, Билл выпятил грудь с бренчащими медалями и постарался придать себе уверенный вид опытного вояки. Подойдя к капитану О'Брайену, милитаризованному до кончиков ногтей блестящей офицерской формой, он опустился рядом на свободный стул.

— Молодцом! — одобрил его О'Брайен. — Держи хвост пистолетом, и мы побьем врага его собственным оружием.

Они вытянулись по стойке "смирно", когда члены суда начали заходить в зал. Билл и О'Брайен сидели на одном конце длинного черного пластикового стола, а на другом конце уселся судебный обвинитель — седовласый и суровый с виду майор с дешевым перстнем на пальце. Десять офицеров — членов суда — разместились в креслах вдоль стола, бросая грозные взгляды на публику и свидетелей.

— Начнем! — с подобающей случаю торжественностью произнес председатель — лысый и толстый адмирал флота. — Заседание суда открыто, да свершится правосудие, и пусть преступник без проволочек будет признан виновным и расстрелян.

— Возражаю! — вскричал О'Брайен, вскакивая с места. — Это предвзятое отношение к подсудимому, который, как известно, считается невиновным до тех пор, пока не будет доказано обратное.

— Возражение отклоняется. — Молоток председателя ударил по столу. — Адвокат обвиняемого штрафуется на пятьдесят кредиток за пререкания. Обвиняемый виновен, что будет доказано вескими уликами, и его обязательно расстреляют. Справедливость восторжествует.

— Вот, значит, как они собираются вести дело, — незаметно шепнул О'Брайен Биллу. — Но я смогу переиграть их, коль скоро правила игры теперь известны.

Судебный обвинитель начал монотонно зачитывать вступительную речь:

— ...итак, мы докажем, что заряжающий 1-го класса Билл самовольно продлил положенный ему девятидневный отпуск, оказал сопротивление полиции, убежал от производивших задержание и скрылся от погони, после чего целый год отсутствовал, а посему обвиняется в дезертирстве...

— Виновен, черт подери! — Один из членов суда, краснорожий кавалерийский майор с черным моноклем в глазу, вскочил настолько стремительно, что кресло грохнулось на пол. — Голосую за признание виновным! Расстрелять мерзавца!

— Полностью согласен, Сэм, — пробасил председатель, легонько постукивая молотком, — но расстрелять его мы должны с соблюдением законных формальностей, так что придется тебе немного погодить.

— Это же неправда, — шепнул Билл своему адвокату — Ведь факты...

— Помолчи о фактах, Билл. Тут они никого не интересуют. Факты не меняют сути дела.

— ...а потому мы требуем высшей меры наказания — смерти, — гнусил судебный обвинитель, наконец-то добравшись до конца речи.

— Надеюсь, вы не собираетесь отбирать у нас драгоценное время, капитан! — сказал председатель, грозно глядя на О'Брайена.

— Всего несколько слов, если позволите...

В зале послышался шум, какая-то женщина в лохмотьях и наброшенном на голову платке подбежала к столу, прижимая к груди завернутый в одеяло сверток.

— Ваша честь, — задыхаясь, проговорила она, — не отнимайте у меня Билла, он для меня единственный свет в окошке! Билл — хороший человек, и что бы он ни сделал, он сделал это ради меня и нашего крошки. — Она приподняла сверток, откуда доносилось слабое попискивание. — Каждый божий день собирался он уйти от нас, чтобы вернуться на службу, но я была больна, наш малютка хворал, и я со слезами умоляла Билла остаться...

— Убрать ее! — молоток громко ударил по столу.

— ...и он оставался, каждое утро давая клятву, что это будет последний раз, и прекрасно понимая, что, если он покинет нас, мы умрем с голоду... — Женщина продолжала выкрикивать последние фразы, пока военные полицейские, преодолевая сопротивление, волокли ее к дверям: — ...и Бог благословит вашу честь, если вы отпустите Билла, но если вы осудите его, пусть ваши черные сердца сгниют в аду...

Хлопнула дверь, и голос умолк.

— Вычеркнуть все это из протокола! — сказал председатель, с ненавистью глядя на защитника. — Если бы у меня были доказательства, что вы имеете отношение к происшедшему, я бы расстрелял вас вместе с вашим клиентом.

О'Брайен с невинным видом сложил руки на груди и откинул голову назад, собираясь произнести наконец свою речь, но его опять прервали. Какой-то старик взгромоздился на скамейку для зрителей и, размахивая руками, требовал внимания.

— Слушайте все! Да свершится правосудие, и пусть я послужу орудием его! Я хотел было хранить молчание и позволить свершиться казни невиновного, но не могу! Билл — мой сын, мой единственный сыночек, это я умолил его прийти ко мне, ибо я умираю от рака и хотел повидать его в свой последний час, но он остался со мной, дабы заботиться обо мне... — Снова завязалась борьба, но когда полицейские попытались оттащить старика, оказалось, что он прикован к скамье. — ...Да, он ухаживал за мной, он варил мне похлебку, заставлял меня есть ее и делал это с таким упорством, что постепенно я стал поправляться и совершенно выздоровел благодаря заботам моего преданного сыночка. А теперь мой мальчик должен умереть из-за того, что спас меня. Я не могу этого допустить! Возьмите взамен мою жалкую ненужную жизнь...