Билет в никуда - [47]

Любимой фразой, которой любила щегольнуть Стелла Яковлевна, была: «Что бы ни было в стране, но парламент в наших руках». И многие ей верили. В том числе и Алла Константиновна.

Брошенная Василиса Георгиевна готова была дружить со всеми сразу и носилась с идеей сжить поганую журналистку со света.

В растерянности пребывала Тамара Янчуковская, жена европейского посла. Она тратила максимум сил на поиски богатого любовника, который благодаря ее связям помог бы заработать деньги на тот случай, если все же МИД перетряхнут новые хозяева.

Особым, повышенным вниманием в последние дни стала пользоваться замученная собственным предчувствием страшных болезней вдова знаменитого кинорежиссера, умершего на съемках в Голландии, Майя Зарубина. Она вдруг ни с того ни с сего получила в наследство всю коллекцию внезапно почившего известного коллекционера Качуевского. Поговаривали, что там богатства на несколько миллионов долларов. Майя избегала подобных намеков и усиленно продолжала издеваться над своим здоровьем в бесконечных врачебных кабинетах.

С Цунами она познакомилась в Доме кино и поначалу не придала никакого значения этому знакомству. Подумаешь, с кем она за многие годы там перезнакомилась, особенно при знаменитом муже. Но вторая их встреча стала знаменательной. Цунами подошел к столику, за которым сидела Майя с дочкой Мариной, и вместо обычных дежурных комплиментов, то и дело раздающихся в ресторане, спросил: «Вы, наверное, больны чем-нибудь серьезным? Потому что так ярко красота обнажается только перед тем, как организму предстоит сдаться». Обычно резкая на язык, Майя несколько прибалдела, а он, не дожидаясь ответа, добавил: «Я могу устроить вам отличное обследование». Против этого Майя устоять не смогла. Они не стали любовниками, но зато подружились. Цунами получил полную картину ее медицинского обследования и убедился, что ему нужна именно такая женщина. Ведь если внезапно умрет, то никто не удивится. Она у всех на глазах уже лет двадцать как непрестанно лечится.

А уговорить Майю стать наследницей первого учителя Цунами, Николая Афанасьевича Качуевского, не составило особого труда. И ни у кого это наследство не вызвало удивления, поскольку все были наслышаны о перипетиях с неполученными гонорарами ее мужа. Общественное мнение сошлось на том, что когда-то, судя по завещанию, Майя была любовницей коллекционера. Она на нескромные вопросы отвечала просто: «Не помню».

Тамара в бесконечных поисках нужного любовника пристала с этой проблемой именно к Майе Зарубиной, поскольку та хотя и постоянно лечилась, но не пропускала ни одной стоящей московской тусовки, А звали ее часто, поскольку срабатывало имя покойного мужа.

Так они и стали появляться в светско-богемном обществе вместе. Иногда Тамара привозила Майю прямо из очередной больничной палаты.

В Москве много лет существуют разные традиции театральных посиделок. Раньше их субсидировало государство, а теперь всякие спонсоры, кои не прочь потереться среди знаменитостей. На очередное такое мероприятие в Дом работников искусств Майя пришла со своей новой приятельницей Тамарой. Там они встретили Цунами, спустившегося из своего офиса поглядеть на собравшееся общество.

– Анатолий, – уставшим от жеманства голосом подозвала его Майя, – познакомься – Тамара, фамилию не называю, поскольку она – жена известного посла. Очень скучает в Москве. Одна у нее радость – навещать меня в больнице. Может, у тебя есть на примете стоящий бизнесмен, миллионер, красивый, неженатый и не совсем идиот, чтобы мог составить компанию нашей Тамарочке?

Цунами не считал послов людьми, достойными внимания. Но как раз в этот момент у него в кабинете сидел Кишлак и занудно объяснял, что Унгури пора слушать симфонию Глюка в исполнении Скрипача. Пользуясь случаем избавиться от него, Цунами с удовольствием сказал, что как раз в данную минуту у него в офисе находится такой человек.

Поднявшись к себе, он спросил развалившегося в кресле Кишлака напрямик:

– Шура, ты когда-нибудь послицу трахал?

Кишлак вскочил, и белесые его глаза подернулись розовой мутью.

– Нет, чтобы я скотоложством занимался?! Слышишь, Скрипач, в чем меня подозревают?

– Тьфу ты, – сплюнул Цунами, забыв, с кем разговаривает. – Да не ослицу, а послицу, что означает – жену посла.

– Посла… – обалдело уставился на него Кишлак. – Какого посла?

– Да любого. Какая разница какого?

– Не трахал, – признался тот и понуро опустился в кресло, словно ему пришлось признаться в недостойном поступке.

– Хочешь познакомлю? Симпатичная баба. Скучает, пока муж дипломатические приемы устраивает.

– Меня, что ли? – совсем опешил Кишлак, мотнув белобрысой головой. – А что я с ней делать буду?

– Трахать…

– А она даст?

– А ты пойди у нее спроси… Кишлак повернулся к Скрипачу:

– Слушай, Скрипач, он меня на понт берет? Что-то я не понимаю.

Скрипач пожал плечами:

– Какая девушка ни будь, все равно ее… тянет на это дело.

Цунами, в душе вдоволь навеселившись, и в самом деле загорелся организовать это знакомство. Он давно замечал, как у Кишлака появлялась баба, так на некоторое время смягчался его лютый характер. Выше артисток и одной учительницы он не поднимался, но ведь Майя просила не профессора, а только чтобы не был идиотом. Кишлак на идиота пока не дотягивал. Поэтому Цунами принялся уговаривать: