Билби - [14]

Но вот у подножия восточной башни, из плюща, вынырнуло что-то маленькое, желтовато-бурое, как будто кролик или белка. То была голова всклокоченная человеческая голова. С минуту она не шевелилась, оглядывая мирный простор террасы, сада, полей. Потом высунулась побольше, повертелась во все стороны и осмотрела дом над собой. Лицо мальчика было насторожено. Его природную наивность и свежесть несколько портила огромная зловещая полоса сажи, шедшая через все лицо, а с маленького левого уха свисала бахрома паутины — вероятно, подлинной древности. То была мордочка Билби.

А что, если убежать из Шонтса и никогда больше не возвращаться?

И вскоре он решился. Следом за головой показались руки и плечи, и вот Билби весь в пыли, но невредимый кинулся в угол сада — в кусты. Он пригибался к земле, боясь, что сейчас стая гнавшихся за ним дворецких заметит его и подаст голос. Через минуту он уже пробирался сквозь чащу расцветающих рододендронов, а потом вдруг исчез из глаз. После странствий по грязным переходам он упивался свежестью утра, но был голоден.

Олени, что паслись в парке, поглядели на бегущего мимо Билби большими, добрыми и глупыми глазами и снова принялись щипать траву.

Они видели, как он на бегу рвал грибы, проглатывал их и летел дальше.

На опушке буковой рощи он замедлил шаг и оглянулся на Шонтс.

Потом глаза его задержались на группе деревьев, за которыми чуть виднелась крыша садовничьего домика и краешек ограды...

Какой-нибудь физиономист прочел бы в глазах Билби заметную неуверенность.

Но он был крепок духом. Медленно, быть может, не без грусти, но с мрачной решимостью приставил он руку к носу — этим доисторическим жестом юность испокон веку отстаивает свою духовную независимость от гнетущих житейских условностей.

— Ищи ветра в поле! — сказал Билби.

Мальчик ушел из Шонтса около половины пятого утра. Он двинулся на восток, привлеченный обществом своей тени — она поначалу очень забавляла его своей длиной. К половине девятого он отмахал десять миль, и собственная тень порядком ему наскучила. Он съел девять сырых грибов, два зеленых яблока и много незрелой черники. Все это не очень ужилось в его желудке. Вдобавок оказалось, что он в комнатных туфлях. Это были шлепанцы, хотя и сшитые из прочной ковровой ткани, — в таких далеко не уйдешь. На девятой миле левая разошлась снаружи по шву. Билби перебрался через изгородь и очутился на дороге, срезавшей край леса, и тут ему в ноздри ударил запах жареного сала — душа его наполнилась желудочным соком.

Он остановился и принюхался — казалось, шипел весь воздух.

— Ух ты!.. — сказал Билби, обращаясь, очевидно, к Мировому духу. — Это уж слишком. Как же я раньше не подумал!..

Тут он увидел за живой изгородью что-то большое, ярко-желтое.

Оттуда и доносилось шипение.

Ничуть не таясь, он направился к изгороди. Возле громадного желтого фургона с аккуратными окошечками стояла крупная темноволосая женщина в войлочной шляпе, короткой коричневой юбке, большом белом фартуке и (не считая прочего) в гетрах и жарила на сковородке сало с картофелем. Щеки ее раскраснелись, а сковородка плевала на нее жиром, как это всегда бывает у неумелых поварих...

Билби, сам того не замечая, пролез сквозь изгородь и придвинулся поближе к божественному аромату. Женщина с минуту внимательно его разглядывала, а потом прищурилась, отвернулась и опять занялась стряпней. Билби подошел к ней вплотную и, как завороженный, уставился на сковородку, где весело плевался и лопался пузырями кипящий жир, а в нем плавали кусочки картофеля и лихо крутились ломтики ветчины...

(Если мне судьба быть изжаренным, то пусть меня жарят с маслом и картошкой. Пусть жарят с картофелем в лучшем сливочном масле. Не дай бог, чтоб меня варили, заточив в котелок с дребезжащей крышкой, где темным-темно и бурлит жирная вода...)

— По-моему, — произнесла леди, тыча вилкой в кусок сала, — по-моему, ты называешься мальчиком.

— Да, мисс, — отвечал Билби.

— Тебе приходилось когда-нибудь жарить?

— Приходилось, мисс.

— Вот этак же?

— Получше.

— Тогда берись за ручку — мне все лицо опалило. — С минуту она, как видно, размышляла и прибавила: — Вконец.

Билби молча схватил за ручку этот усладительный запах, взял из рук поварихи вилку и почти уткнулся жадным и голодным носом в кипевшее лакомство. Тут было не только сало, тут был еще и лук — это он дразнил аппетит. Прямо слюнки текли. Билби готов был расплакаться, так ему хотелось есть.

Из окошка фургона позади Билби раздался голос почти столь же пленительный, как этот запах.

— Джу-ди!.. — звал голос.

— Ну что?.. Я здесь, — отвечала леди в войлочной шляпе.

— Джу-ди, ты случайно не надела мои чулки?

Леди в войлочной шляпе весело ужаснулась.

— Тсс-с, негодница! — вскричала эта особа (она принадлежала к тому распространенному типу симпатичных женщин, в которых сильнее, чем надобно, чувствуется их ирландская горячность). — Тут какой-то мальчик.

И в самом деле, здесь был почти до раболепия усердный и услужливый мальчик. Спустя час он уже превратился из «какого-то мальчика» просто в Мальчика, и три благосклонные дамы глядели на него с заслуженным одобрением.