Биение жизни. Почему сердце – наш самый важный орган чувств - [43]

Над всем этим висит вопрос – а как на это отреагирует мозг? Имела ли место реанимация и прошла ли она настолько эффективно, что риска повреждений мозга нет, или же пациент, если выживет, приобретет тяжелую степень инвалидности и будет требовать постоянного ухода за собой? Хотел бы он этого? Если после здравого размышления мы приходим к выводу, что у больного есть шанс, хоть самый малый, мы его используем. Даже учитывая вероятность того, что, проведя в реанимации несколько часов или дней, пациент все-таки умрет. Кардиохирурги – адвокаты жизни, и их задача заключается в том, чтобы спасать ее даже в ситуациях, кажущихся совершенно безнадежными. Кардиохирурги – это всегда последняя инстанция. После них медицинских возможностей больше нет. В специализированных центрах пациенты выживают даже в столь экстремальных случаях. И тогда это значит, что все было не зря!

Решение позволить пациенту умереть хирург принимает не как одинокий волк, а по возможности в компании опытных коллег, которых я обычно специально об этом прошу. Вдруг у них возникнет какая-то новая идея, новое предложение? Когда я оперирую ночью и в больнице никого нет, советуюсь со своим ассистентом и анестезиологом, и лично я не считаю это таким уж плохим вариантом, поскольку эти двое следили за ходом операции с самого начала. У них с сердцем пациента установилась связь, в отличие от человека, которого резко выдернули и вкратце описали ситуацию и который не знает предысторию (вернее, знает лишь медицинскую предысторию, а это еще далеко не все). Открытое сердце – это нечто гораздо, гораздо большее!

Возможно, это прозвучит странно, но умирающее сердце для меня ближе, нежели пациент. С этим сердцем у меня был контакт. С этим сердцем я познакомился. Его лицо более четко стоит у меня перед глазами, чем лицо человека, с которым я, возможно, перед операцией вообще не разговаривал или переговорил очень быстро, потому что это был экстренный случай. Я этого человека не знал. Но к его сердцу я приблизился, проник в его самые глубокие полости. И с его сердцем я также прощаюсь – в определенном смысле как проигравший, поскольку битву против смерти я проиграл. Чаще всего в таких случаях я сам зашиваю грудную клетку, а не оставляю это своему ассистенту. Это моя последняя услуга погибшему пациенту. В операционном блоке царит особое настроение. Иногда здесь тишина, иногда кто-то рассказывает анекдот или обсуждает футбольный матч или же все начинают преувеличенно суетиться. Нам больше нечего противопоставить смерти, приходится лишь пережить этот момент, и каждый делает это на свой манер.

Разумеется, возраст умершего тоже имеет значение. Смириться со смертью молодого человека или даже ребенка гораздо труднее. Я помню одного отца семейства. Ему было слегка за тридцать, и он несколько недель парил в реанимации между жизнью и смертью. Мы принимали его судьбу близко к сердцу, в первую очередь, из-за его троих детей, которые по воскресеньям приходили с матерью его навестить. Как будто они лишний раз хотели подчеркнуть команде врачей, для чего стоит так рьяно сражаться за его жизнь. Теплым августовским вечером мы поняли, что до завтрашнего дня он не дотянет, и вызвали его супругу. Она видела на мониторе, как сердце ее мужа бьется все медленнее. И хотя она была к этому готова, никак не могла его отпустить, барабанила кулаками по его груди и кричала: «Ты не можешь умереть! Ты не можешь оставить меня одну!»

Смотреть на это было невыносимо. Я взглянул на окно, которое было слегка приоткрыто, и стал надеяться, что остальные пациенты не услышат криков этой женщины. На подоконнике лежал мешок с жидкостью для диализа, он весил около 3 кг. Сердце умирающего билось все медленнее и медленнее. «Ты не можешь уйти! Не можешь! Останься со мной!»

Последний удар – и тишина. В комнату ворвался порыв ветра, окно отворилось настежь, пакет с жидкостью слетел с подоконника и с хлопком шмякнулся на пол. Образовалась лужа. Я переглянулся с санитаром. Мы подумали об одном и том же.

Мертвец с бьющимся сердцем

Ничто не длится вечно, а удар сердца – всего мгновение. Множество мгновений складываются в жизнь. Большинство людей полагают, что, если их сердце перестанет биться, они умрут. Сегодня мы знаем, что это не совсем так. Возможно, у них наступит лишь клиническая смерть. Это тот случай, когда остановка сердца не является окончательной, и реанимационные действия оказываются весьма эффективны. Если этого не происходит, то через 5–10 минут все органы начинают отмирать.

Только мозг может погибнуть и в одиночку – в ходе тяжелых заболеваний или несчастных случаев, например при кровотечениях или воспалении мозговой оболочки. Сердце еще бьется, и остальные органы живут. Такой пациент больше не может самостоятельно дышать, и ему требуется специальный аппарат [114, 115]. В подобных случаях врачи говорят о смерти мозга. Это самый младший член в хороводе смерти, известный современной медицине. В 1968 году его впервые определили как окончательный и необратимый конец деятельности всего мозга. После смерти мозга врачам дозволяется констатировать смерть человека и при наличии согласия изымать органы умершего вместе с бьющимся сердцем. Однако можно прожить и 20 лет с мертвым мозгом, будучи подключенным к аппарату жизнеобеспечения [114].