Библиотека Дон Кихота - [43]

— С головой кто трюк придумал? — поинтересовался Прокопич.

— Это циркачи таким образом решили какого-то штрафника проучить немного, — отрапортовала Стелла.

— А ничего. Убедительно. Главное публику цепляет, — одобрил владелец «Палимпсеста».

«Продолжались эти эпидемии вплоть до XVI века, — все не унимался Сторожев, перекрывая своим голосом вопли несчастного, зарытого в песок по самую голову человека. — К этому же типу можно отнести и эпидемию самоуничтожения.»

Массовка на арене мгновенно поменялась, иллюстрируя текст новой весьма выразительной пантомимой. Человека, изображавшего зарытую голову, вынули, наконец, из специально приготовленной для этого трюка ямы. Публика взорвалась аплодисментами. У героя было отчетливо видно темное мокрое пятно между ног. Но над этим обстоятельством никому не хотелось смеяться.

«Очень распространен рассказ о 30 инвалидах, повесившихся в 1772 году один за другим на одном и том же крюке, снятие которого прекратило эпидемию», — продолжал повествовать голос за кадром.

Клоуны на арене, одетые в оборванцев XVIII века, принялись уморительно подвешиваться на одном и том же бутафорском крюке. Быстро выстроилось подобие шутовской очереди. Но, несмотря на показное веселье, сцена вышла немного жутковатой.

«Аналогичный случай имел место в 1805 г., - буквально пел голос в динамике. — В лагере Наполеона, помещавшемся близ Булонского леса, где в одной и той же будке покончило самоубийством несколько десятков солдат».

На арене в полосатой бутафорской будке послышались громкие пистонные выстрелы, и из нее начали выпадать один за другим клоуны. Их выпало десятка два из маленькой тесной коробочки, что должно было создать комический эффект. Но никто даже не улыбнулся.

— Неплохо, неплохо, Стелла Эдуардовна, — вновь отметил Леонид Прокопич, сидя у мониторов в кабинете директора цирка. На время общего сбора этот кабинет превратили в оперативный штаб. — Хорошо. Одобряю. А текст кто подготовил?

— Я и подготовила. С помощью литературных негров, конечно. Надо же дать подработать всем этим полуголодным выпускникам филфака.

«Повальное подражательное самоубийство распространилось по всей Европе после публикации романа Гете „Страдания юного Вертера“», — звучало тем временем в динамиках.

На арене появились клоуны с книжками.

— Хороший ход, — одобрил владелец «Палимпсеста». — Вот и книги появились. Я бы крупными буквами напечатал на них логотип нашего издательства. А его нет. Явное упущение. Рекламой даже в таком случае пренебрегать не следует. Кстати, мы этот роман Гете, кажется, тоже печатали?

— Конечно, — подтвердила Стелла.

— Хорошо. Бросятся покупать и купят у нас. Надо обновить тираж. Вы записываете?

— Запоминаю, — огрызнулась Стелла, которая и без Прокопича знала, что делать.

Голос в динамике набирал между тем пафос:

«К нервно-психическим эпидемиям можно отнести и эпидемию восторга, выражающуюся в массовом воодушевлении по тому или иному поводу.

Один из греческих писателей рассказывает о том, что однажды, после представления „Андромеды“ Еврипида, зрителями, а затем и всем городом овладела неистовая пляска, от которой никто не мог уберечься. Нагие, бледные, со сверкающими глазами, они бегали по улицам, громко декламируя отрывки пьесы и исполняя дикую, странную пляску. Это общее увлечение танцем, граничащее с безумством, прекратилось только с наступлением зимы.»

— Не слишком ли мы их грузим всеми этими историческими подробностями, Стелла Эдуардовна, — обратился к своей помощнице Прокопич.

— Ничего. Из них все равно никто толком не учился. Пусть культурки поднаберутся. Им полезно.

— Вы думаете?

— Уверена.

«Первый рассказ о неистовой пляске, случившейся в Дессау, относится к 1021 г., - все нарастал и нарастал голос в динамике. Он теперь буквально грохотал по всему залу, словно во время проповеди, — В ночь на Рождество, в кладбищенской церкви одного из монастырей близ Дессау, несколько крестьян начали плясать, и плясали так неистово, что никакие уговоры священника их не смогли остановить.

В следующий раз эпидемия неистовой пляски разразилась в 1237 г. в Эрфурте. В хронике рассказывается о том, что свыше ста детей, прыгая и танцуя, прошли так более двух миль, а затем упали в изнеможении».

— Копия наших современных дискотек, только без таблеток «экстези» — не удержался и вставил Прокопич.

— Я вижу, и вас зацепило, Леонид Прокопич?

— Да нет! Просто текст подобран профессионально. Интересно, что из этой затеи выйдет?

— On s'angage et puis on voir.

— Что? Что, простите?

— Ввяжемся в бой, а там посмотрим.

— А!? — растерянно произнес владелец «Палимпсеста».

А голос все не унимался: «В третий раз неистовая пляска разразилась в 1278 г. в Утрехте, где двести человек собрались на Мозельском мосту и начали плясать, и плясали до тех пор, пока мост не обрушился, и все они не погибли в реке.

Четвертый случай эпидемии неистовой пляски относится к лету 1375 года в Кёльне и Меце. В ней приняли участие до 1600 человек.

В 1418 году эпидемия вновь появилась в Страсбурге. Она дошла до Парижа, как пишет об этом историк Мишле, и в течение многих месяцев на городском погосте длился этот страшный танец. Зараза распространилась повсюду. На кладбище невинных младенцев стекались толпы людей.