Библейские притчи. Сюжеты и размышления - [25]

Иисус подразумевал под овцами:

· «под девяносто девятью овцами разумеет праведников, а под одной овцой – падшего грешника»;

· «под сотней овец разумеют все разумные твари, а под одной овцой – человека разумной природы»;

· «Господь сравнивает Себя с пастырем, который, оставив целое стадо, то есть бесчисленные сонмы Ангелов, пошёл искать одну заблудшую овцу, то есть падшего человека».

«Он оставил девяносто девять овец на небеси, то есть ангелов, и приняв зрак раба, пошёл искать одну овцу, то есть человеческое естество, и радуется о нём более, нежели о твердости в добре ангелов

– Мф.

Комментарий

Общим смыслом притчи богословы считают, что Бог заботится об обращении грешников и радуется о них больше, чем об утвердившихся в добродетели.

Она посвящена любви Бога к каждому отдельному человеку, и эта любовь имеет следующие характеристики: терпеливая, ищущая, радующаяся, защитительная, охранительная.

· Добрый пастор

– символическое именование и изображение Иисуса Христа, заимствованное Ветхим Заветом из греческого мифа о Гермесе и Орфее, и повторённое Христом в Новом Завете в аллегорическом описании своей роли учителя:

«есмь пастырь добрый: пастырь добрый полагает жизнь свою за овец.

А наемник, не пастырь, которому овцы не свои, видит приходящего волка, и оставляет овец, и бежит; и волк расхищает овец, и разгоняет их. А наемник бежит, потому что наемник, и нерадит об овцах. Я есмь пастырь добрый; и знаю Моих, и Мои знают Меня. Как Отец знает Меня, так и Я знаю Отца; и жизнь Мою полагаю за овец. Есть у Меня и другие овцы, которые не сего двора, и тех надлежит Мне привести: и они услышат голос Мой, и будет одно стадо и один Пастырь».

(Ин.)

В Ветхом Завете

«Как пастух поверяет стадо свое в тот день, когда находится среди стада своего рассеянного, так Я пересмотрю овец Моих и высвобожу их из всех мест, в которые они были рассеяны в день облачный и мрачный» (Иез.).

«Как пастырь Он будет пасти стадо Свое; агнцев будет брать на руки и носить на груди Своей, и водить дойных» (Ис.).

«Господь – Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться» (Пс.).

Данная литературная метафора стала источником для особого типа символического изображения Христа в виде безбородого юного пастуха с жезлом, окруженного пасущимися овцами (так в греч. мифах изображался Гермес – вестник богов), или же, согласно евангельской притче, – с заблудшей овцой, вскинутой на плечи (Лк.). «Овца, несомая на плечах пастыря, символизирует христианина, находящегося в надежных руках Господа».

Пастырь обычно ребенок или безбородый юноша (согласно эллинистическому идеалу красоты), он имеет трость, посох или флейту (дудку) – традиционные пастушеские атрибуты, одет в короткую тунику, перепоясанную по чреслам, обычно с короткими волосами и правильными чертами лица.

Обувь разнообразна, подчас изображен босиком. Изображение Христа как сильного и молодого юноши – намек на молодого Давида, до воцарения трудившегося пастухом и сумевшего защитить свою паству от волков и других хищников (1Цар.). Иногда присутствует пастушья собака и кувшин с молоком.

Голова Пастыря часто обнажена, изредка встречается над нею монограмма имени Иисуса Христа, сияние, «альфа» и «омега». Нимб с тремя лучами в поздних изображениях подчеркивал отождествление пастыря с Иисусом. В качестве атрибута Доброго Пастыря иногда также иногда изображалось знамя с крестом, прикрепленное к пастушьему посоху.

«Добрый пастырь» адаптировал два греческих образа (из мифов):

Гермес Криофора (Криофор – «несущий барана»).

Орфей Боуколос («пастух»), сидящий между очарованных пасущихся животных, иногда с барашком на коленях – римская эмблема филантропии.

Сходство этого рода в иных случаях было настолько значительно, что ставило исследователя в затруднительное положение: как отличить христианское изображение Доброго Пастыря от языческого?

Для раннехристианского искусства изображение Иисуса в образе Доброго Пастыря имело особенное значение. Причины такого отношения кроются в осуждении изображений Бога и запреты на их создание, которые в большом количестве рассыпаны по библейскому тексту.

Верующим потребовались века, размышления выдающихся Отцов Церкви и Соборные решения, чтобы выработать ту концепцию религиозного искусства, которую мы имеем по сей день (тем не менее, в VIII веке буквализм чтения библейского текста все же привел к эпохе иконоборчества, несколько раз повторявшейся и в последующие века).

А Добрый Пастырь по сути не являлся «портретом» Иисуса, а был аллегорическим изображением. Поэтому, наряду с ихтисом (рыбой), он стал первым изображением Христа, пускай и символическим.

(Кроме того, похожий на изображения языческих божеств, он был и безопасен в годы гонений, поскольку не содержал очевидной христианской тематики и не мог выдать владельца-тайного христианина). Одновременно в условиях гонения на христианство образ выражал идею особого покровительства избранным и проообразом грядущего Царства Бога.

Исследователи пишут: «Ранняя Церковь не знала иконы в её современном догматическом значении. Начало христианского искусства – живопись катакомб – носит символический характер (…) Оно склонно изображать не столько божество, сколько функцию божества. Добрый Пастырь саркофагов и катакомб не только не образ, но и не символ Христа; он – зрительное ознаменование той мысли, что Спаситель спасает».