Библейские холмы - [16]

Ксенофонт не знал даже, что там жили ассирийцы. Он не знал самих имен таких городов, как Ниневия и Калах. Более того, он придерживался мнения, что в опустошенных, разрушенных городах, называемых им «Ларисса» и «Меспила», жили когда-то «древние мидийцы». Так основательно вавилоняне и мидийцы сумели более двух с половиной тысячелетий назад уничтожить следы ассирийской мировой державы.

Почти два века спустя, осенью 331 года до н. э., Александр Великий победил великого персидского царя Дария при Гавгамелах. В то время, когда Александр нанес смертельный удар персидской державе, уже не было ни одной человеческой души, которая смогла бы объяснить молодому завоевателю, что он стоит на трагической земле Ниневии.

История! Здесь стирали с лица земли города! И Ниневию тоже! Кто же в таком случае смог указать молодому любознательному археологу место, где когда-то находилась Ниневия?

Калах, город Нимрода

Март 1840 года.

По старой части сирийского города Алеппо гуляет 23-летний англичанин со сверкающими глазами. Он весь во власти таинственного Востока. Он любит Восток — его короткую весну, его людей, его воздух, испытывает приятное возбуждение от грозящих с его стороны опасностей. И его дух. Как глубоко отличен он от духа Запада! Сколько скрывается здесь захватывающих тайн! Взять, например, историю гробницы Мохаммеда в Медине. Ее рассказывают у костров бедуинов, в сералях или безмолвных гаремах.

Гробницу Мохаммеда следовало привести в порядок: это стало необходимым. Однако каменщикам, пришедшим сюда  для того, чтобы произвести нужный ремонт, объявили, что всякому, что осмелится спуститься в погребальный склеп, как только он выйдет оттуда, отрубят голову.

Все же нашелся один желающий и спустился в ужасное место. Он отремонтировал склеп, поднялся и отдал свою голову на отсечение. Молча склонил он голову, и так же молча ему отрубили ее.

«Это было необходимо,— так объяснил рассказчик французу Эрнесту Ренану,— на этот счет существует совершенно определенное мнение. Никто не скажет, что можно было поступить как-то иначе».

Сила традиций!

23-летний англичанин также познакомился с ними. Затаив дыхание слушает он все, что только можно узнать об этих традициях.

Его зовут Астон Генри Лэйярд.

Если Ботта родился в Турине, а жил в Париже, то Лэйярд родился в Париже, а воспитывался в Лондоне. Много лет его родители, французы, жили в Англии. Там молодой Лэйярд стал изучать юриспруденцию. Но память о незабываемом времени пребывания в Италии и горячая французская кровь мешали его дальнейшему юридическому образованию. Впрочем, может быть, он просто не выносил спертого воздуха присутственных мест, пребывание в которых было неотделимо от его профессии. Так или иначе, но он не мог выдержать жизни в туманном Лондоне. Ему нужны были тепло, солнце, сияющий свет.

Так бежит он, едва окончив свои занятия, из мира сухих параграфов к тайнам Востока, в страну, озаренную многокрасочным светом. В поисках приключений бродит он со своим спутником по Малой Азии и Сирии. Постоянно подвергаясь опасностям, смешивается с пестрой толпой арабов, турков и курдов, стараясь изучить их языки. У костров романтических воров и разбойников слушает он чудесные истории Востока. Вместе с гостеприимными и в то же время не внушающими никакого доверия бедуинами глотает он кофе из никогда не мытых чашек. С полным равнодушием относится он к тому, что кофе приготовлен на грязной воде и он может подхватить чуму или болотную лихорадку.

Аллах милостив. А ведь Лэйярд еще так молод. Все захватывает его воображение.

В марте 1840 года он покидает Алеппо. Вместе со своим спутником едет верхом на восток, в степи и пустыни у Евфрата. После многонедельного путешествия верхом через безотрадную, вымершую страну в апреле достигает он Мосула на верхнем Тигре — за два года до Ботта. Чудеса! Ведь повсюду банды разбойников подстерегают вот таких французов, чтобы раздеть их до нитки, а при случае и убить. Ничего подобного, однако, не случилось. Лэйярд спокойно живет в Мосуле и осматривает «большие горы камня, которые,— как он позже пишет,— принимали за развалины Ниневии».

Очень ли это его интересует?

Знает ли он о задании Ботта?

Очевидно, нет. Лэйярд предпринимает длительные поездки верхом, которые приводят его в маленькую деревню. Оттуда он может окинуть взглядом всю равнину по другую сторону Тигра. Он видит много холмов, покрывающих местность, и далеко на горизонте особенно высокую пирамидальную гору, которая возвышается над всеми холмами. Та ли это пирамида, которую более двух тысяч лет назад видел Ксенофонт и описал как большую «каменную пирамиду около города Ларисса»? Позже Лэйярд характеризует эту таинственную пирамиду как огромную бесформенную груду земли, поросшую травой, где не было никаких следов приложения человеческих рук. Только там, где дождь вымыл трещины, проступали остатки стен.

Что же это за развалины?

Лэйярд не смог ответить на этот вопрос. У него не хватило денег, чтобы продлить свое пребывание в этой чудесной стране. Надо было возвращаться. С сожалением возвращается он к своей профессиональной деятельности в Лондоне. Проходит пять лет.