Би-ба-бо - [2]

– Что вы? – заторопилась Лариса. – Я выйду, вам нужнее.

Все сразу согласились с ней и уехали, тепло улыбаясь.

Через пять минут девчонки в приемной хихикали над Ларисиным рассказом о плюсах и минусах пребывания в мужском коллективе. Вообще, она не мастер рассказывать, но надо же было как-то оправдать свое опоздание, к тому же посетитель, ожидающий директора, как раз был «пятый – помятый» из лифта, хотя своего порядкового номера он, вероятно, и не помнил, зато Ларису узнал наверняка.

Когда в приемную зашел шеф, здесь находились почти все, включая водителя.

– Что тут на сей раз? – поинтересовался шеф добрым голосом, потому что на календаре было двадцать девятое декабря, а Иван Васильевич при всех его недостатках не был занудой. – Не поработать ли нам хотя бы для разнообразия, а, девочки? Давайте попробуем взять себя в руки, несмотря на трудности.

Девочки вняли призыву, и в приемной стало свободнее. Поскольку «пятый – помятый» решил пропустить Ларису вперед, она вошла в кабинет следом за шефом.

– Иван Васильевич, завтра ведь у нас такой день… Можно я не приду на работу? Мне очень надо.

– День как день, тридцатого никто работу не отменял. Ненадолго придешь, поздравимся, и по домам.

– Я и с утра не могу. Пожалуйста.

– Ну, вообще-то… А что у тебя?

Иван Васильевич любил порядок и, много лет возглавляя женский коллектив, придерживался мудрого правила: не можешь предотвратить – возглавь. Он старался быть в курсе всех событий.

– У меня завтра самолет в шесть утра. Я в Турцию улетаю встречать Новый год. Третьего домой, так что я никого не подведу.

Шеф сделал брови домиком: мол, я не осуждаю, но мы имеем право знать…

– Ого! Если пять звезд, то тыща баксов на пять дней, – мгновенно подсчитала из приемной секретарша Юля. Раньше она работала в турфирме и в ценах разбиралась, к тому же отличалась хорошим слухом.

«Надо было дверь закрывать плотнее», – мысленно чертыхнулась Лариса. Девочки напряглись, они прекрасно знали, что у Ларисы лишней копейки сроду не водилось и две трети зарплаты она тратила в день получки по дороге домой.

– Ну, это новый знакомый… – замялась Лариса. – Я потом расскажу.

– Ой, а я думала: неужели Шкирка расщедрился? – засмеялась Юля.

Шутка получилась смешной, все оценили. Лариса, усаживаясь на место, включила лампу – старую, принесенную из дома: по привычке в круге зеленого домашнего света лучше работалось, меньше отвлекали, будто круг света от лампы отгораживал не только от серости зимнего дня, но и от суеты и разговоров коллег. Шкирка – фамилия ее последнего любовника. То есть Шкирка он и по сей день, а вот Лариса его общества, похоже, лишилась. Причина проста – Шкирка был жаден. Не скуп, не экономен (на последнем он особенно настаивал), а именно жаден, причем так искренне и истово, что жадность его выглядела не пороком, а чем-то неотъемлемым и непоправимым, как лысина, к примеру, или акцент. На них ведь не обижаются, так и Лариса старалась не обижаться, когда Шкирка принимался учить ее жить, отнюдь не предлагая материальной помощи.

По его мнению, Ларисе следовало покупать меньше косметики, тональный крем и пудра при ее коже не нужны, прошлогодняя сумка выглядит прилично, а иметь их четыре – глупая прихоть. Сапоги надо брать практичные: не замшевые и непременно на плоской рифленой подошве, чтобы не скользили. Увидев однажды на новой блузке неубранный вовремя ценник, бедный Шкирка горевал полдня, доказывая Ларисе, что распродажи – чистое надувательство, цена этой тряпке – на один ноль меньше без всяких распродаж. И нечего трепаться по сотовому, у тебя входящие бесплатно – вот и жди, когда тебе позвонят, имей терпение. То, как она тратит деньги, приводило его в ужас, и даже очевидный факт, что Лариса тратила свои деньги, Шкирку не успокаивал – сам процесс, возведенный им в степень вселенского бардака, травмировал его ежеминутно. Лариса иногда задавала себе вопрос: интересно, если бы я однажды воспользовалась косметикой из ларька на вокзале и оделась в шмотки с оптового рынка, он бы сразу ушел или сначала похвалил бы меня? Сам Шкирка никогда не ездил в отпуск («А кто за меня работать будет?») и страшно возмущался тем, что Лариса подрабатывает в двух местах – корректоры нужны всегда, – занимает денег у мамы и каждый год покупает самый дешевый автобусный тур, объездив уже всю Европу. После ее возвращения он методично подсчитывал, что она могла купить на эти деньги, и наотрез отказывался смотреть фотографии.

– Ларисик, как ты его терпишь? – возмущались подруги. – Вот устроился, старый пень, нашел себе девочку (справедливости ради нельзя не отметить, что Ларисе было двадцать девять, а Шкирке тридцать восемь, так что девочки немного перегибали), спит с ней бесплатно, да еще и жениться не собирается!

– Ну почему, он продукты приносит, – вяло отбивалась Лариса.

И действительно, автопилот Шкиркиного скупердяйства отключался в продуктовых супермаркетах. Здесь он бывал придирчив, но щедр и никогда не приходил к Ларисе без полных сумок, так что статью «расходы на продукты» она давно исключила из своего бюджета. Светило ли Ларисе стать мадам Шкиркой? Шкирка считал, что положение холостяка гораздо выгоднее в финансовом отношении, да она и сама понимала, что быть мадам Шкиркой – удовольствие весьма сомнительное. Она получила бы гораздо большее удовольствие, выгнав его к чертовой матери, но Шкирка давал ей статус. То есть без Шкирки она была старая дева с унылым хобби – комнатным цветоводством и кошкой. А со Шкиркой – молодая любовница преуспевающего владельца стоматологической клиники, дорогой иномарки и шикарной квартиры, к тому же холостого. Какие у него в голове тараканы, не знает никто, а дозированную информацию о его личных качествах Лариса могла использовать для поддержания разговора с подругами, и в общем хоре жалоб на мужей у нее тоже была своя партия. Ей сочувствовали, ругали Шкирку, своих мужей в частности и мужиков вообще, и вечер проходил в приятной беседе.