Безжалостный - [66]

Глава 45

Пенни спала, Майло спал, собака сидела, глядя в окно и периодически вздыхая, я же вел внедорожник на север по мосту «Золотые ворота». Где-то над бухтой дождь резко ослабил напор, и на северном берегу я уже смог выключить дворники.

Еще через час, около четырех утра, когда мы миновали Санта-Розу, проснулся Майло, сказал, что еще часок может потерпеть, не справляя малую нужду, и занялся своей электроникой. В какой-то момент заднее сиденье озарил необычный, светло-синий свет.

– Это что? – тихо спросил я, надеясь не разбудить Пенни.

– Штуковина, – ответил Майло так же тихо.

– Какая штуковина?

– Благодаря ей все и происходит.

– Что происходит?

Собака вздохнула, вероятно, жалея меня, Майло ответил:

– Никто бы не поверил, что такое может произойти.

– Я, может, и поверил бы. Откуда ты знаешь?

– Ох, чел, – прошептал Майло, вероятно, на него произвело впечатление что-то увиденное, – это здорово.

– У меня сильное и гибкое воображение, – напомнил я сыну.

– Не такое гибкое.

– Да перестань, скажи мне.

– Это слишком сложно, чтобы сказать.

– Я люблю сложное.

– Папа, у тебя нет необходимых научных знаний, чтобы понять.

– Если ты мне не скажешь, я включу радиоприемник.

– Так включи.

– Я найду станцию проповедника, который грозит грешникам адскими муками.

– Тогда я взорву автомобиль.

– Ты не взорвешь автомобиль.

– Откуда ты знаешь?

– Ты не причинишь вреда своей матери.

– Я могу взорвать только водительское сиденье.

– Это блеф. Ты не можешь взорвать только водительское сиденье.

– Откуда ты знаешь?

– Послушай, Майло, это так скучно, час за часом вести автомобиль. Мне нужна хоть какая-то умственная стимуляция.

– Хорошо. Что было первым, курица или яйцо? Подумай об этом.

– Так нечестно. Ответа нет. Это парадокс.

– Ответ есть.

– Так скажи мне его, – потребовал я.

– Если я тебе скажу, не будет никакой умственной стимуляции.

– Я ничего не хочу знать о яйцах и курицах.

На заднем сиденье запульсировал синий свет.

– Вау, – вырвалось у Майло.

– Я хочу знать, что это за штуковина, благодаря которой это происходит.

– Происходит что? – спросил Майло.

– Кстати, – подала голос проснувшаяся Пенни, – кто из вас – гений, ай-кью которого не удается измерить?

– Наверное, Майло, – скромно ответил я.

– Судя по вашему разговору – это вряд ли.

– Ох, – вздохнул Майло.

– Она тебя уела, парень, – заметил я.

– И кто из вас ведет себя, как взрослый? – спросила Пенни.

– Думаю, Лесси, – ответил я.

– Ответ правильный, папуля. – Синий свет вновь запульсировал. – Елки-палки, – и Майло забормотал какие-то уравнения.

– Теперь он уходит в свой кокон, – вздохнул я. – Я почти расколол его, почти узнал о штуковине, благодаря которой происходит то, во что никто не может поверить, но тут проснулась ты.

– Да, конечно. Так что первичнее… курица или яйцо?

– Парадокс. Нет ответа.

– Ответ – яйцо… пора завтракать.

* * *

На еще одной стоянке для грузовиков, предварительно залив бензин в бак «Маунтинера», мы завтракали в кабинке у окна. Уже рассвело, и в золотом солнечном свете мы видели на стекле черные точки раздавленной мошкары, которые скрывала ночь.

Лесси нам пришлось оставить во внедорожнике, но припарковались мы так, чтобы видеть ее во время завтрака. Собака тоже видела нас, и в ее взгляде читалось осуждение.

Но мы вновь стали героями в ее глазах, как только принесли ей котлету от гамбургера.

Калифорния – огромный штат, крупнее большинства стран. Более восьмисот пятидесяти миль отделяли Мир Бумов в округе Орандж от Смоуквилла, и ехать нам еще предстояло, как минимум, пять часов.

Мы могли воспользоваться самолетом, но нас бы не пустили на борт с электронным оборудованием, которое вез с собой Майло, да и с Лесси могли возникнуть проблемы. Опять же, наши фамилии внесли бы в список пассажиров, и вроде бы всемогущий Ширман Ваксс получил бы его через несколько наносекунд после взлета.

Проспав перед завтраком более четыре часов, Пенни села за руль, чтобы вести внедорожник на следующем отрезке нашего путешествия.

Одежда моя измялась, я буквально чувствовал слой грязи, покрывавший тело, чесалась щетина на щеках и подбородке, от омлета с соусом чили начало жечь живот, и я знал, что при свете дня мне не уснуть. Однако сказал Пенни: «Когда автострада повернет к берегу и машин станет поменьше, разбуди меня. Мы найдем уединенное местечко, и ты поучишь меня стрелять».

Еще через полмили я уснул.

Когда Пенни разбудила меня через два с половиной часа, мы уже свернули с федеральной автострады 101. Ехали по изрезанной колеями, заросшей сорняками проселочной дороге. Солнце светило нам в задний борт. Жесткие и сухие после жаркого лета сорняки топорщились перед нами и укладывались на землю, сломанные передним бампером и раздавленные колесами. По этой дороге никто не ездил как минимум с прошлой весны.

Сквозь сосновый лес дорога спускалась к берегу. Волны набегали на узкую ленту песка. Песок переходил в широкую полосу гальки. С каждого камешка приливные волны давно уже стесали все острые углы.

Пенни припарковалась на гальке, под крутым откосом.

Когда заглушила двигатель, я повернулся к ней.

– Если ты тревожишься, что пистолет – слишком сложное для меня устройство и я отстрелю себе нос, то напрасно. Теперь все изменилось. Я справлюсь.