Беззаботные годы - [12]

– Рассказывай, что у тебя нового.

Это был один из обычных маневров леди Райдал – вопрос, на который трудно ответить, поскольку он сочетал в себе напускную широту взглядов с полным отсутствием заинтересованности. Вилли (или другая выбранная жертва) давала ответы, либо вызывающие у ее матери явную скуку, либо содержащие что-нибудь из внушительного списка вещей, которые леди Райдал порицала. Она порицала любые упоминания о религии, кроме как из собственных уст (неуместное легкомыслие); считала политику неподходящим предметом для дамы (двери ее дома были закрыты перед Марго Асквит и леди Астор); любые обсуждения частной жизни королевской семьи называла вульгарными (вероятно, только она одна во всем Лондоне с тех пор, как ситуация получила огласку, прекратила все упоминания об Эдуарде VIII и никогда не произносила имени миссис Симпсон); какие бы то ни были отсылки к телу – его внешнему виду, потребностям и, хуже того, желаниям – оставались категорическим табу (даже разговоры о здоровье оказывались каверзными, поскольку женщинам было позволительно страдать лишь некоторыми недугами). Как обычно, Вилли прибегла к разговору о детях, пока старшая горничная Блуитт убирала чайную посуду. Рассказ имел успех: леди Райдал снисходительно улыбалась выходкам Лидии в Daniel Neal, выслушала отчет об очередном письме Тедди из школы и с симпатией расспрашивала о Луизе, ее любимице.

– Мне надо обязательно повидаться с ней до вашего отъезда из города. Скажи ей: пусть позвонит мне, мы договоримся о времени визита.

В такси по пути домой Вилли размышляла, как это можно устроить, если до отъезда в Суссекс осталось всего два дня.

* * *

Эдвард, отпустивший Бракена, который отвез его в контору после обеда, забрал ключи от машины у мисс Сифенг, своего секретаря, наполнил серебряный портсигар из стоящего на огромном письменном столе ящика эбенового дерева, где ее заботами никогда не иссякали запасы сигарет, и взглянул на часы. Самое начало пятого, времени на чай еще хоть отбавляй, если он пожелает. Заседание правления отменили, поскольку Старик пожелал отбыть в Суссекс, а у Хью разыгралась мигрень. Если бы Старик не выразил желания уехать, заседание состоялось бы, и Хью сидел бы зажмурившись, белый и молчаливый, разве что поспешно соглашался бы с любым внесенным предложением. О головных болях Хью было лучше даже не заикаться: он становился раздражительным и срывался по любому поводу, и потому все молчали, отчего Эдвард чувствовал себя еще хуже. Брата он любил и переживал оттого, что сам он вернулся с войны невредимым, а здоровье Хью из-за той же войны так сильно пошатнулось.

Мисс Сифенг просунула в дверь аккуратную головку.

– Мистер Уолтерс был бы признателен, если бы вы уделили ему минутку, мистер Эдвард.

Эдвард снова бросил взгляд на часы и всем видом выразил беспокойство и удивление.

– Боже милостивый! Вы не попросите его подождать до понедельника? Я и без того опаздываю на встречу. Передайте ему, что в понедельник я приму его первым же делом.

– Я передам.

– Что бы я без вас делал! – Он одарил ее ослепительной улыбкой, взял свою шляпу и вышел.

* * *

Всю дорогу домой, сначала в подземке, потом в автобусе, мисс Сифенг повторяла эту его реплику, смаковала улыбку, пока она не разрослась до масштабов романа (благопристойного, разумеется). Он понимал ее, признавал истинную ценность, чего остальные никогда не делали, и этим, в сущности, настолько искалечил ее, что она не удосуживалась ставить себе в заслугу такие скучные подробности, как добросовестность, умение легкой рукой замешивать тесто и ладить с племянниками и племянницами.

* * *

Дело не столько в его желании выпить чаю с Дениз, размышлял Эдвард за рулем, направляясь из центра на запад, сколько в приличиях. Он не сказал бедняжечке о своих каникулах, зная, что она расстроится, а он не любил видеть ее расстроенной. На следующей неделе, с переездом Вилли в Суссекс, когда Дениз рассчитывает быть посвободнее, его здесь не будет вовсе, потому что в таких случаях заботы родных неизбежны, и за исключением единственного вечера в клубе, он уже получил приглашения на ужины. Именно поэтому он просто обязан повидаться с Дениз. Маленькие равномерные всплески ответственности и волнений чередовались в нем: он принадлежал к числу счастливцев, которым действительно нравилось поступать так, как следует.

* * *

Дениз лежала на диване в своей зеленой гостиной, одетая в черное дневное платье с широким красным кушаком. Она грациозно вскочила, услышав от горничной о его приезде.

– Эдвард, как чудесно! Вы себе не представляете, как я скучала!

– Скучающей вы не выглядите.

– Ну… внезапно уже не скучаю, – она приложила ладонь к его щеке. Ее ногти были накрашены под цвет кушака, легкий аромат Cuir de Russie овеял его. – Чаю? Или виски?

– Даже не знаю…

– Дорогой, обязательно выпейте что-нибудь, иначе у Хильдегарды возникнут подозрения.

– В таком случае – виски. Странное имя для горничной.

– Она немка, так что нет. Скажите, когда хватит.

– Полагаю, я хотел сказать, что странно иметь горничную-немку.

– О, в агентстве их пруд пруди. Обходятся не дороже, а работают гораздо усерднее. Их сейчас многие нанимают.