Безымянное семейство - [46]

А потому Пьер с двумя или тремя братьями отправились встречать его на дорогу, уйдя вперед на целую милю. Но о Жане не было никаких вестей, а настенные часы в «Шипогане» уже пробили полдень.

Том и Катерина озадаченно переглянулись.

— Так что же мы будем делать, если он не явится к трем часам? — спросил фермер.

— Будем ждать, — просто ответила Катерина.

— Чего ждать?

— Да уж конечно, не появления двадцать седьмого ребенка! — отрезала фермерша.

— Тем более, — отпарировал Том, — что, не в упрек нам сказано, он вполне может никогда не появиться!

— Шутить изволите, месье Арше, шутить изволите!

— Я не шучу. Но, в конце концов, если Жан слишком припозднится, быть может, придется обойтись без него?

— Обойтись без него? — вскричала Катерина. — Ну уж нет, я очень хочу, чтобы он был крестным отцом одного из наших детей, и мы будем дожидаться его до конца.

— А если так и не дождемся? — возразил Томас, не допускавший и мысли, что крестины могут откладываться на неопределенное время. — А если у него срочные дела и он не может прийти?..

— Не накличь беды, Том, — ответила Катерина, — и наберись-ка терпения. Не окрестим младенца сегодня — окрестим завтра.

— Ну вот! Завтра — конфирмация Клемана и Сесили!

— Что ж! Тогда послезавтра!

— Послезавтра — свадьба нашей Розы со славным Бернаром Микелоном!

— Будет тебе разговаривать, Том! Если понадобится, сделаем все зараз. Но коли малютке можно заполучить такого крестного, как Жан, и такую крестную, как барышня Клара, нечего спешить брать других.

— А аббат? С ним уже условились! — попытался было снова возразить Томас своей несговорчивой половине.

— С ним-то я все улажу, — отрезала Катерина. — Хороший он человек, наш аббат! К тому же свою церковную десятину он с нас получает и не захочет, я думаю, отказать в одолжении таким клиентам, как мы!

Действительно, во всем приходе немного насчитывалось прихожан, которые давали бы священнику столько работы, сколько Том и Катерина.

Однако шли часы, и беспокойство становилось все сильнее. Если семейство Арше не знало, что их приемный сын был разыскиваемый полицией патриот Жан Безымянный, то де Водрели это знали и боялись самого худшего.

Поэтому они пожелали узнать у Пьера Арше, при каких обстоятельствах Жан расстался с ним и его братьями, покинув «Шамплен».

— Мы высадили его на берег у деревни Каухнавага, — ответил Пьер.

— Какого числа?

— Двадцать шестого сентября, около пяти вечера.

— Значит, он расстался с вами девять дней назад? — заметил де Водрель.

— Да, девять дней.

— А он не сказал, что собирается делать?

— Он намеревался, — ответил Пьер, — посетить графство Шамбли, в котором ему не удалось побывать во время нашего плавания.

— Да... Это резонно, — сказал де Водрель, — однако жаль, что он рискнул отправиться один через территорию, где все полицейские агенты, вероятно, подняты на ноги.

— Я предложил ему Жака и Тони в провожатые, — ответил Пьер, — но он отказался.

— Как, по-вашему, это понимать, Пьер? — спросила барышня де Водрель.

— По-моему, Жан уже давно задумал отправиться в Шамбли, только ничего не говорил об этом. А так как было договорено, что мы сойдем на берег в Лапрери и все вместе вернемся на ферму после того, как расснастим «Шамплен», то он сообщил нам об этом лишь тогда, когда мы оказались около Каухнаваги.

— А расставаясь с вами, он обещал быть здесь на крестинах?

— Да, барышня, — ответил Пьер. — Он знает, что должен вместе с вами держать на руках малютку и что без него семейство Арше не будет в полном сборе!

Раз было так твердо обещано, оставалось только терпеливо ждать.

Тем не менее, если бы день прошел, а Жан так и не появился» опасения могли оказаться вполне оправданными. Коли такой обязательный человек, как он, не пришел в назначенный день, значит, он попал в руки полиции... И тогда — де Водрели слишком хорошо знали это — ему конец.

В эту минуту дверь, выходившая во двор, отворилась и на пороге появился туземец.

Туземцами в Канаде все еще называют индейцев, даже в официальных бумагах, равно как называют туземками их женщин, которые на языке ирокезов и гуронов зовутся «скво».

Этот туземец как раз и был гурон, притом чистокровный, судя по его безбородому лицу, выступающим угловатым скулам, маленьким живым глазкам. Высоким ростом, уверенным и проницательным взглядом, цветом кожи, особенностями прически этот тип весьма схож с индейцами американского Запада.

Хотя индейцы сохранили свои былые нравы, племенные обычаи старого времени, привычку жить скученно в своих деревнях, упорные притязания на сохранение некоторых привилегий, которых власти, впрочем, их и не лишали, наконец — прирожденную склонность жить отдельно от «бледнолицых», они все же стали посовременнее, особенно в отношении одежды. Лишь при некоторых особо важных обстоятельствах они еще облачаются в свои воинские одеяния.

Этот гурон, одетый почти по канадской моде, принадлежал к племени махоганов[167], занимавшему небольшое селение в сто сорок — сто пятьдесят хижин на севере графства. Люди этого племени, как уже говорилось, поддерживали связи с фермой «Шипоган», где всегда находили радушный прием.

— Ну, что тебе, гурон? — спросил Том Арше, когда индеец приблизился к нему и вытянул руку ладонью вперед в традиционном приветствии.