Безумные короли - [131]

Он не был сумасшедшим в клиническом смысле, но в своём отношении к жизни представляется психопатом, всё больше и больше охватываемым синдромом, который всё ближе подводил его к грани психического отклонения.

Существует поразительное сходство между его жизненным путём и путём германского диктатора Гитлера. У них обоих было бедное детство и унизительное отрочество. Оба они нашли цель и философию в военном опыте, и на газоне экономической разрухи и политической пустоты взрастили дерево нового политического порядка для своих народов. Оба не отличались крепким здоровьем и их поведение неуклонно становилось всё ненормальнее.

Британский историк А. Дж. П. Тейлор заметил о Гитлере, что «все его действия были разумными», а Невилл Чемберлен воскликнул после встречи с ним 7 сентября 1938 г., что Гитлер «не проявил признаков безумия, но был чрезвычайно возбуждён». На других, однако, Гитлер производил совсем другое впечатление. Ещё в 1930 г. сэр Роберт Ванситтарт отозвался о нём как о «полусумасшедшем и опасном демагоге». Через восемь лет британский посол сэр Невилл Хендерсон назвал его «мистиком, психопатом или безумцем; может — одно, может — два, а может — все три». Летом 1942 г. Альберт Шпеер признавался, что Гитлер «часто производил впечатление психически ненормального».

Ясно, как и с Муссолини, а на самом деле ещё очевиднее, чем в случае с Муссолини, что обстановка его детства и начало жизни могут помочь объяснить развитие того, что можно назвать психическим расстройством. Его отец Алоиз — старший таможенный инспектор, был приверженцем строгой дисциплины и заядлым курильщиком, что может объяснить, почему Гитлер всю жизнь не выносил табака, — никогда не был близок со своим сыном. Алоиз был бабником, а в 1885 г. женился на Кларе Польцль, девушке на двадцать три года моложе его; Гитлер родился через четыре года, в апреле 1889 г. Жизнь Клары была несчастливой, муж её не любил, она находила утешение в католической религии, светлым пятном была только преданная любовь её сына. Её смерть от рака груди в 1907 г., через четыре года после кончины мужа, была страшным ударом для молодого Адольфа.

Гитлер остался совсем один, и кроме романтической любви к племяннице, которая вскоре покончила с собой, и потом его связи с Евой Браун, у Гитлера так и не было близких подруг.

В детстве он был замкнутым, и во многих отношениях таким и остался, без настоящих близких друзей, компенсируя это подсознательными образами в своём воображении. Службы, на которые он ходил в церковь со своей матерью, где был певчим, производили на него неизгладимое впечатление, не столько содержанием, сколько магией и церемониалом мессы; «Я бывало, упивался великолепием службы», — признавался он впоследствии. Возможно, здесь зародилась та любовь к пышности и ритуалу, которая придавала нюрнбергским митингам религиозную, пусть и языческую, символику. В школе его считали зазнайкой, который всегда возражал. Есть по крайней мере основания думать, что это желание отомстить за неприятности в детстве частично привело к тому, что он сыграл столь роковую роль в мире, который так сурово обошёлся с ним в начале жизни.

Во многих отношениях он всю жизнь оставался незрелым и даже инфантильным. Он лучше понимал детей (и животных), чем взрослых, которых иногда стеснялся. Он любил то, что любят дети: конфеты и шоколад — в свой чай он клал семь ложек сахара, — цирк и кино, где «Белоснежка и семь гномов» и «Кинг Конг» были самыми любимыми и ему не надоедали. Он любил читать об американских ковбоях и индейцах, особенно приключенческие рассказы Карла Мая, немца, который писал об американском Диком Западе, где никогда не бывал. Он до конца жизни не растерял и других привычек, приобретённых в детстве. Фантазии детства перекочевали во взрослую жизнь.

Подростком он обнаружил, что мир — место печальное и враждебное. После смерти матери он поехал в Вену, где время от времени немного зарабатывал, продавая свои картины; но хотя они свидетельствовали о скромном художественном таланте, его не приняли в местную художественную школу, что явилось ещё одним унижением. На какой-то момент уровень его жизни очень опустился, и он жил с бродягами в ночлежке.

Именно реакцией на неспособность найти своё место в жизни было то, что в отрицательном смысле у него возникли его антисемитские взгляды, а в положительном — его глубокое увлечение музыкой Вагнера и теми идеями, которые она воплощала. Особенно он был потрясён, услышав в Линце исполнение Вагнеровского «Риенци» в ноябре 1906 г.; «в этот вечер, — заметил его друг Август Кубичек, — с Гитлером творилось что-то странное. Было так, как будто в его теле поселилось другое существо и повелевало им так же, как и мной… Это было состояние полного экстаза и восторга». Из всех ранних эмоциональных и интеллектуальных впечатлений, которые сформировали мировоззрение Гитлера, музыка Вагнера, с её романтической германской мифологией и неоязычеством, была, вероятно, самым сильным и неизгладимым. В 1938 г. он скажет фрау Вагнер, что знаменательным началом его политической карьеры явился тот день, когда он слушал «Риенци», и именно увертюру к «Риенци» он приказывал играть на всех крупных нацистских митингах. Неудивительно, что одним из самых ценимых его приобретений было письмо, написанное покровителем Вагнера, королём Баварии Людвигом II.