Безумное обещание - [41]

— Если ты хочешь ходить в нормальной одежде, а не в моих штанах, пора тебе начинать жевать, — сказал Шон, ехидно улыбаясь. — Шкуру надо жевать до тех пор, пока она не станет достаточно мягкой, чтобы ее можно было проткнуть шилом. Конечно, есть и другие способы достичь того же результата, но это требует много времени и специальных приспособлений, которых у меня с собой нет. Зато у меня есть шило и узкие полоски сыромятной кожи, с помощью которых ты сможешь сшить себе красивый наряд. Надеюсь, шить ты умеешь?

— Умею.

Следуя инструкциям Шона, Сара стала жевать шкуру и вскоре добилась того, что она стала мягкой и приятной на ощупь. Затем под его руководством она раскроила и сшила себе наряд наподобие тех, которые носили индейские скво.

Наконец Сара с облегчением выбросила изношенные туфли, в которых ходила еще в Лондоне, и переобулась в мокасины из той же оленьей шкуры.

Шон почти каждую ночь спал с ней, и Сара радостно ждала их близости. Возможно, именно первозданная природа, окружавшая их, способствовала сближению душ двух людей, вынужденных держаться вместе, чтобы выжить. Кроме того, кочевой образ жизни помогал Саре освободиться от бремени условностей, довлеющих над человеком цивилизованным и закрепощающих его. Она отдалась своей страсти со всем жаром сердца и радостно принимала Шона в свои объятия.

— Как я оказался прав, крошка, когда решился взять тебя с собой, — однажды признался Шон. — Это будет лучшая зимовка из тех, которые мне пришлось пережить.

Мы с тобой заползем под шкуру бизона, как два жука, и плевать нам на мороз и снежные бури.

Шон отличался веселым, добродушным нравом. Энергия била из него ключом, и Сара невольно заражалась его жизнерадостностью. Часто они предавались невинным детским забавам, таким, как игра в прятки или салки, либо возились, валяя друг друга в опавшей листве. Сара находила такое времяпрепровождение забавным, тем более что оно позволяло отвлечься от сурового быта и тягот бесконечного пути. Свежий воздух и здоровая пища пошли ей на пользу, она окрепла и чувствовала себя превосходно. Индейская одежда и мокасины оказались чрезвычайно удобными, Сара чувствовала себя в них быстрой и ловкой, как серна, поэтому Шону не всегда легко удавалось одержать над ней верх в игре.

Однажды они играли в салки во время привала. Шон догнал ее и повалил на мягкую землю. Вдруг взгляд его затуманился, дыхание стало сбивчивым. Раззадоренный игрой, он внезапно возбудился и, одним движением задрав Саре юбку, овладел ею.

— Знаешь, когда ты не в штанах, все гораздо проще! — признался он потом с улыбкой.

Шон ни разу не говорил Саре о своих чувствах, хотя и не скрывал, что нежно привязан к ней. Она не слышала от него ни слова о любви или о том, как он представляет себе их будущее после зимовки. Сара же была так счастлива, что не понуждала его к серьезному разговору. Шон очень нравился ей, она искренне восхищалась его силой и находила его красивым, но это чувство не имело ничего общего с любовью. Она не видела для себя возможности прожить жизнь рядом с этим человеком.

Достаточно хорошо узнав Шона за это время, Сара понимала, что он не из тех людей, которые могут хранить верность семейному очагу. Он создан для свободной кочевой жизни, поэтому дом и жена всегда будут ему в тягость.

Если бы ей каким-то чудом и удалось склонить Шона к браку, они очень скоро возненавидели бы друг друга и не были бы счастливы ни одной минуты.

Чем дальше они продвигались на север, тем суровее становился климат. Ночью случались заморозки, днем дули ледяные ветры, хотя небо по-прежнему оставалось прозрачно-голубым, словно хрустальным. Когда они вошли в полосу проливных дождей, Сара по достоинству оценила преимущества одежды из оленьей кожи, которая совсем не промокала. Если бы она оставалась в рубашке и штанах Шона, то простуда была бы ей обеспечена, тем более что Шон не считал дождь препятствием для продолжения пути и отказывался пережидать его в укрытии.

Они ехали уже месяц, и за все это время Сара не заметила ни единого признака человеческого жилья или присутствия белых людей.

Время от времени вдали показывались индейцы, которые погоняли своих низкорослых лошадей, не обращая никакого внимания на Шона и его спутницу. Обычно они передвигались по двое-трое, редко по несколько человек.

Когда индейцы попадались им прямо на пути, они предпочитали свернуть в сторону. Но это случалось редко, поскольку Шон каким-то странным образом заранее чувствовал их приближение.

После того как группа из восьми туземцев довольно долго сопровождала их по параллельной тропе, а потом резко свернула с нее и исчезла так же внезапно, как и появилась, Сара спросила у Шона:

— Это были те краснокожие, которые враждебно относятся к белым людям?

— Нет, детка. В этих краях врагов почти нет. Здешние индейцы редко сталкивались с белыми, поэтому у них нет оснований ни ненавидеть, ни бояться нас. Большинство племен, живущих в долинах, миролюбиво. Только команчи и апачи настроены воинственно, да и то лишь по отношению друг к другу. Иногда они объединяются и воюют с другими племенами. А к бледнолицым они просто равнодушны. Правда, боюсь, что этому скоро придет конец. — Шон нахмурился. — Когда лавина белых поселенцев хлынет сюда и начнет вытеснять индейцев с их исконных земель, они ожесточатся. Уже сейчас торговцы пушниной бессовестно обманывают их, скупая великолепные меха по дешевке. Когда индейцы поймут, что их обкрадывают, то не станут терпеть, а встанут на тропу войны.