Безумная звезда - [34]

– ТАК, – сказал он наконец. – ЧУМА, РАСПЕЧАТАЙ-КА ЕЩЕ КОЛОДУ КАРТ. Я ДОКОПАЮСЬ ДО СУТИ ЭТОЙ ИГРЫ, ДАЖЕ ЕСЛИ ЭТО БУДЕТ СТОИТЬ МНЕ ЖИЗНИ – ФИГУРАЛЬНО ВЫРАЖАЯСЬ, РАЗУМЕЕТСЯ.

Ринсвинд схватил Двацветка за руку и выволок из комнаты. Позже, когда они бежали по коридору, сопровождаемые несущимся сзади Сундуком, волшебник спросил:

– О чем это вы там болтали?

– Ну, у них уйма свободного времени, и я подумал, это может им понравиться… – задыхаясь, выговорил Двацветок.

– Что, играть в карты?

– Это особая игра, – возразил Двацветок. – Она называется… – он заколебался. Языки никогда не были его сильным местом. – На вашем языке это называется почти как та штука, которая надевается на нижнюю часть туловища и ноги, – заключил он. – Мне так кажется.

– Штаны? – начал гадать Ринсвинд. – Брюки? Лосины? Галифе?

– Да, нечто вроде.

Они выбежали в переднюю, где большие часы по-прежнему срезали секунды с жизней всего мира.

– Как ты думаешь, надолго их займет игра?

Двацветок приостановился.

– Не знаю, – задумчиво проговорил он. – Наверное, пока козыри не выйдут… Какие удивительные часы…

– Не пытайся их купить, – посоветовал Ринсвинд. – Вряд ли твой порыв здесь оценят…

– Где здесь? – полюбопытствовал Двацветок, подзывая к себе Сундук и откидывая крышку.

Ринсвинд оглянулся вокруг. В передней было темно и пусто, высокие узкие окна покрывал морозный узор. Ринсвинд опустил глаза. От его щиколотки отходила уже знакомая бледно-голубая нить. Теперь он видел, что такая же нить имеется и у Двацветка.

– Мы вроде как неофициально мертвы, – сказал он. Лучшего ответа он придумать не смог.

– О-о, – Двацветок продолжал рыться в Сундуке.

– Тебя это ни капельки не волнует?

– Ну, обычно в конце концов все устраивается. Во всяком случае, я абсолютно уверен в том, что реинкарнация существует. В каком виде ты хотел бы вернуться в мир?

– Во-первых, я не хочу из него уходить, – твердо сказал Ринсвинд. – Ладно, давай выбираться от… о нет. Только не это.

Двацветок выудил из глубин Сундука коробку. Большую и черную, с рычажком и маленьким круглым окошечком спереди. А еще у коробки был ремешок, на котором Двацветок мог повесить ее себе на шею, что он и сделал.

Было время, когда Ринсвинд испытывал к этой коробке довольно теплые чувства. Он верил – несмотря на то что весь его опыт доказывал ему обратное, – что мир по сути своей познаваем и что, если бы только ему, Ринсвинду, удалось вооружиться нужным ментальным набором инструментов, он мог бы снять с мира заднюю крышку и посмотреть, как он устроен. Разумеется, он был в корне не прав. Иконограф делал картинки вовсе не за счет того, что пропускал свет на специальным образом обработанную бумагу, как предположил было волшебник. Все было гораздо проще – внутри него сидел маленький чертик, который хорошо чувствовал цвет и умел быстро работать кистью. Узнав об этом, Ринсвинд очень расстроился.

– У нас нет времени делать картинки! – прошипел он.

– Я быстро, – твердо сказал Двацветок и постучал по стенке иконографа.

В ней распахнулась крошечная дверца, и оттуда высунулась голова беса.

– Тысяча демонов! – воскликнул он. – Где мы?

– Это неважно, – ответил Двацветок. – Итак, сначала мы сделаем картинку часов.

Бес сощурился.

– Освещение плохое, – заявил он. – Добрых три года при диафрагме 8, если тебя интересует мое мнение.

Он захлопнул дверь. Секундой позже послышался слабый скрип стула, который подвигался к мольберту.

Ринсвинд заскрежетал зубами.

– Зачем делать картинки, когда можно все запомнить? – выкрикнул он.

– Это не одно и то же, – спокойно возразил Двацветок.

– Это лучше! Это более реально!

– На самом деле нет. Через много лет, когда я буду сидеть у огня, пылающего в…

– Ты будешь жариться в этом огне до конца своих дней, если мы отсюда не выберемся!

– О, я все-таки надеюсь, что вы не покинете меня.

Они обернулись. Изабель стояла в дверях, еле заметно улыбаясь и сжимая одной рукой древко косы – косы, острота лезвия которой вошла в поговорку. Ринсвинд попытался не смотреть на голубую нить своей жизни. Девушка, держащая в руках косу, не должна улыбаться такой неприятной, всезнающей и слегка безумной улыбкой.

– Похоже, папочка сейчас немного занят, но я уверена, что ему и в голову не пришло бы позволить вам просто так взять и уйти, – добавила она. – Кроме того, мне тут не с кем поговорить.

– Кто это? – спросил Двацветок.

– Она вроде как живет здесь, – пробормотал Ринсвинд. – Вроде как девушка.

Он схватил Двацветка за плечо и попытался незаметно, не отрывая ног от пола, переместиться в сторону двери, ведущей в темный, холодный сад. Из этого ничего не вышло – главным образом потому, что Двацветок не принадлежал к тем людям, которые понимают намеки с полуслова. Кроме того, турист и мысли не допускал, что может угодить в опасную передрягу.

– Я, право же, очарован, – заявил он. – Очень милый у вас тут домик. Интересный барочный эффект с этими костями и черепами.

Изабель улыбнулась. «Если Смерть когда-нибудь передаст ей семейное дело, она справится с ним лучше, чем он, – подумал Ринсвинд. – Она просто чокнутая».

– Да, но нам нужно идти, – сказал он.

– Даже слышать ничего не желаю, – возразила она. – Вы должны остаться и рассказать мне все о себе. У нас уйма времени, а здесь так скучно.