Безумная практика - [24]

Мне казалось, что я пролежу, скованный пристальным взглядом, целую вечность, но мысль о девочках, оставшихся на лестничной площадке, вывела меня из оцепенения. Они же ничего не знают о возникшей опасности, я хоть пожил (совсем немного), но им-то в преисподнюю однозначно рано. Я судорожно сглотнул (черт настороженно напрягся), зажмурил глаза, глубоко вздохнул, грозно во всю мощь зарычал на непрошеного гостя и тут же услышал, как кто-то закричал пронзительно высоким голосом. «Девочки! — полоснуло по сердцу. — Он добрался до них».

Оборвав рык, я вскочил на ноги. К моему мимолетному удивлению, высокий крик тоже прекратился. Взглянув на близняшек, беспокойно наблюдающих за мной из-за входной двери, я вдруг понял, что источником этого леденящего душу вопля был я сам. Девочки же, скорее всего, никого не видели, кроме меня, и не могли понять, к чему бы это взрослому человеку лежать на пыльной циновке (уверен, они точно знали, сколько в ней песка) и так орать. Неужели только потому, что они поленились ее вытряхнуть, надеясь, что я не замечу халатного их отношения к уборке?

Я же, убедившись, что ничего опасного с ними не произошло, стал озираться в поисках потустороннего пришельца. На объяснения, что ежедневные удары о пол со всего размаха не входят в число моих утренних привычек, не было времени. Да и, судя по странным взглядам, устремленным на меня, убедить в этом девочек будет совсем не просто. Может, в это время они гадали, подходит ли к моему загадочно-пугающему поведению такое слово, как шизофрения, о котором говорил подергивающийся доктор в пугающе белом халате в то время, когда по телевизору нигде нельзя было найти детских программ.

Я обернулся и многозначительно приложил палец к губам, что сразу прибавило им уверенности в предварительном диагнозе. На их лицах как по команде появились бодрые улыбки, призванные говорить о том, что все нормально, не надо волноваться, что все непременно будет хорошо, как только за мной приедут добрые дяди. Но у обеих в глазах прятались жалостливые искорки: «Бедненький, опять головой ударился, а она у него и так слабое место». «Слабое место» действительно заболело. Я же, решив восстановить поруганную честь позже, двинулся на поиски. Оставив девочек за спиной, я, как и подобает бравому бесстрашному парню, изучал обстановку, чтобы в следующий момент одним ударом поразить врага. Если бы черт проскочил на кухню или в ванную, девочки, скорее всего, его бы увидели, испугались и уж явно не смотрели бы на меня как на умалишенного. Двери в зал и кладовку были закрыты, значит, остается спальня. Выходило, что действовать мне придется в незнакомой обстановке, где среди складок местности (точнее, складок многочисленной одежды, покоящейся на гигантской вешалке) мог укрыться взвод американских десантников. Вооружившись лыжной палкой, я двинулся в сторону наиболее вероятной дислокации противника.

Пока я вспоминал Д'Артаньяна и отчаянно фехтовал с вешалкой, подозревая в ней укрытие для нечистой силы, где-то сзади как-то странно вскрикнули девочки. Позабыв про осторожность, я ринулся им на выручку. В три прыжка преодолев коридор, ворвался на кухню, держа перед собой уже проверенное в спальне оружие и готовый нанизать на него, как на вертел, с десяток любых дьявольских созданий, даже если одиннадцатому нападающему вдруг не останется на нем места и он мне отомстит за товарищей. В любом случае прощать кого-либо осмелившегося напасть на двух беззащитных детей, я не собирался. Поэтому и остолбенел, увидев открывшуюся мне картину. И наконец понял, что мне показалось странным в крике девчонок — он был радостным. Так встречают старого друга или близкого знакомого, с которым неожиданно свела судьба после долгого расставания.

Похоже, так оно и было. Девчонки стояли вокруг кухонного стола и умиленно пичкали чипсами сидящего по-турецки на столе угольно-черного черта, который, набив обе щеки и обсыпаясь крошками, с трудом пережевывал хрустящие хлопья. Пушистая белая кисточка на кончике хвоста (единственное светлое пятно в окраске) стучала по клеенке.

— Это Тимошка, она хорошая, — заявили так и не спасенные мною сестры и зачем-то представили ей меня: — Александр Игнатьевич.

При виде меня названная почему-то мужским именем Тимошка испуганно захлопала ресницами, сглотнула и, сделав почти неуловимое движение, вдруг оказалась на холодильнике, ухитрившись по пути захватить пакет с чипсами. Оттуда она настороженно следила за лыжной палкой, которая так и оставалась в моих руках, и судорожно запихивала остатки картошки в рот. Похоже, смысл жизни в ее понимании полностью совпадал с взглядами двух других удивительных особ, попавших ко мне домой: чем-нибудь повкуснее и поплотнее полакомиться при любой возможности, а потом хоть трава не расти. Отыскивая последние чипсы в бездонном пакете, она чуть сильнее дернула мохнатыми ручками, и коробка с остатками подаренного мне пару лет назад чайного сервиза полетела на пол.

Нет, у меня после появления практиканток по бытовой магии точно нелады с головой, а иначе зачем я, как сумасшедший, ринулся спасать эту несчастную посуду. Отшвырнутая за ненадобностью палка не захотела такого позорного превращения из потенциального орудия убийства в обычный спортивный снаряд и, срикошетив о табурет, кинулась мне под ноги.