Безумие Божье. Путешествие по миру гонений - [21]

Мы были решительно готовы покориться воле Господа. О, если бы мы только знали, к чему нас приведет это обязательство в ближайшие месяцы и годы! И если бы я знал о том, что грядет – не уверен, что мне хватило бы веры идти этой дорогой до конца.

Твоя победа, анофелес!

В странах Африканского Рога я быстро убедился: меня не учили тому, что помогло бы пережить наши сомалийские впечатления, и ни один из моих навыков тому не способствовал. А потому я написал письмо – тому, кто превыше других отвечал за мою подготовку к жизни в иной культуре.

Дорогой отец!

С первой минуты в Африке я понял, что ни образование, ни опыт не готовили меня к этой жизни и не взрастили во мне любви к африканцам или умения с ними работать. Но наша семья и все, что в меня вложили ты и мама – ответственность за поступки, справедливое отношение к людям, трудовая этика, ценность труда и общения – эти уроки я использую здесь каждый день. Даже законы круговорота жизни – то, как из семени, брошенного в землю, вырастает злак, призванный пасть под серпом жнеца; то, как рождается скот, как мы растим его и забиваем в пищу – я все их видел своими глазами и теперь лучше понимаю местных земледельцев и пастухов.

Все, что я делал, все, чему я учился, пока рос, я принимал как должное. Но сейчас мне совершенно ясно: Бог по воле Своей сделал меня твоим сыном и готовил к жизни среди народов мира. То, чему я научился рядом с тобой на ферме и на стройке, ныне помогает мне за океаном. Мало кому довелось так учиться, и ты дал мне то, чего не могли дать ни колледж, ни семинария. Просто хочу, чтобы ты знал, как сильно я ценю наше семейное наследие и как я признателен тебе за него. Спасибо тебе, отец.

С любовью, Ник.

* * *

Изначально я и Рут планировали отправиться за границу, как только я закончу обучение. Но когда мои родители развелись, двое моих младших братьев и сестренка все еще жили дома. Главный удар этого горестного разрыва пришелся на них, и нам с женой показалось, что будет лучше какое-то время пожить рядом с ними и поддержать.

Когда я окончил магистратуру, мы жили неподалеку от отцовского дома, и я стал пастором в церкви одного маленького городка. Тогда-то Рут и родила нашего первенца, Шейна. Затем нас перевели в другую церковь в другом городке штата Кентукки, и там родился наш второй сын, Тимоти.

Роль пастора мне нравилась, но я никогда по-насто-ящему ее не любил. Я чувствовал, что могу этим заниматься, но не думал, будто Бог призвал меня всю жизнь пребывать в церквях Кентукки. Нет, явно нет.

Где-то в начале 1980-х мы принимали в церкви лектора из-за границы. Он окончил проповедь, призвал желающих к алтарю, и мы вместе с женой, стоя в разных местах, не сговариваясь, откликнулись: вышли, вознесли молитву, вновь подтвердили наши личные обязательства служить Господу среди других народов и тут же мы решили подать заявку о зачислении в штат зарубежной миссии.

Не знаю, сколько бумаг пришлось заполнять апостолу Павлу перед первым своим странствием за моря. Но примерно через два тысячелетия после того, как Павел, прежний Савл из Тарса, начал свое служение, пастыри всех конфессий разработали целую «библейскую» бюрократию. Волокита тянулась не один месяц, но наконец мы прошли все бюрократические проволочки и пришли на личное собеседование в административном комитете. Тот отвечал за выдачу рекомендаций к направлению в зарубежные миссии и за одобрение кандидатов. И вот, нам выдалась возможность поговорить с этими людьми.

Рут впечатлила всех с первого взгляда. Она поведала о том, как в третьем классе услышала призыв служить Богу за океаном; как в шестом классе написала сочинение и поняла, что призыв касался именно Африки; и о том, что как-то летом, еще студенткой, работала в Замбии, что осознает реальное положение дел в третьем мире и что это развеяло все ее сомнения в истинности выбранного пути.

Когда люди из комитета задали этот вопрос мне – о том, когда я услышал призыв идти и научить все народы, – я оглядел комнату и просто сказал: «Матфей, двадцать восьмая».

Они подумали, что я, может быть, неверно понял вопрос, – и терпеливо объяснили: прежде чем некто может пойти в мир и стать миссионером, требуется особый призыв. Я не пытался проявить неуважение или показаться умней, чем я есть, но ответил: «Нет, это вы не поняли. Я прочел двадцать восьмую главу Евангелия от Матфея, где Иисус сказал ученикам: „Идите!“ Вот, я иду, и потому я здесь».

Они полчаса объясняли мне разницу между призывом к спасению и призывом к служению. Сказали, потом нужен еще и призыв благовествовать Евангелие среди народов, а потом, может быть, еще один – четвертый, особый, о конкретном месте проповеди. А потом они спросили, что я об этом думаю.

Я был весьма молод и наивен и решил: раз спрашивают, значит, им правда интересно мое мнение. Я им его и выразил. «Все эти ваши „призывы“, – сказал я, – позволяют людям не покоряться велению Иисуса, хотя Он его ясно дал».

То был не лучший вариант. Никто не проявил и малейшего желания ответить на мои слова, а я посмотрел на жену и увидел, что она тихонько плачет. Меня пронзила мысль: «