Безумен род людской - [78]

— Может, у симпатяги есть подружка, брат, — сказал близнец слева от меня, когда мы въехали на большую площадь Смитфилдского рынка.

Близнец выдохнул облачко пара.

— Нам же нравятся сёстры, братишка.

— Ох, нравятся.

— Или все-таки подружка?

— Нам и подружки нравятся.

— У него должна быть подружка. Он же симпатяга.

— А мы ненавидим симпатяг, да, братишка?

— Мы ненавидим симпатяг.

Я ничего не ответил, и моё молчание так их расстроило, что они тоже замолчали. Мы доехали до Вестминстера и оказались у тяжёлых ворот под охраной двух слуг в алых ливреях. Ворота освещались парой пылающих факелов, которые мигали от ночного лёгкого ветерка. Стражники ничего не сказали, очевидно, узнав всадников, просто подняли алебарды, а один толкнул правую створку ворот. Я понял, где мы. Это был дворец, где Саймон Уиллоби целовал лорда-коротышку под дождём.

— Спрыгивай, симпатяга, — приказал мне один из близнецов, как только мы оказались за воротами, и я повиновался.

Близнецы тоже спешились, один дёрнул меня за локоть и повёл через низкую дверь в освещённый фонарём двор.

Дворцы похожи на театры. Снаружи всё безвкусное и яркое, разрисовано звёздами и сияет ненастоящим мрамором, но стоит уйти со сцены, как откроется грязь, беспорядок, голое дерево и треснувшая штукатурка. Мы были за кулисами дворца, глубоко в недрах, где вечно бодрствуют слуги. По одну сторону от прохода лежали дрова, а из двери, где прачка толкала шестом бельё в висящем над огнём котле, валил пар. Она увидела близнецов и перекрестилась. Все может произойти прямо во дворце, без констеблей. По слухам, во внутренних покоях королева держала распятие, большой крест с распятым Христом, смотрящим на неё сверху. Возможно, это правда. А совсем рядом людям вырывали кишки и сжигали, предварительно лишив глаз.

— Он трудится допоздна, — сказал мне один из близнецов.

— Мистер Прайс, — пояснил другой.

— Трудится допоздна.

Они произнесли это со странным уважением, но не ко мне, а к допоздна работающему мистеру Прайсу. Моя ненависть к близнецам переросла в отвращение. Они были на голову ниже меня, но всё вокруг них казалось слишком большим; большие зады, большие носы, большие подбородки, густые чёрные волосы под чёрными бархатными беретами, объёмные мускулы, вздувшиеся под чёрными рукавами. Грубые неуклюжие парни, которые вели меня через маленький двор, заваленный бочками, а потом в коридор, где один из близнецов постучал в дверь.

— Войдите, — послышался голос.

— Иди, — близнец протолкнул меня в дверь.

— Сними шляпу, — сказал второй близнец и сорвал с моей головы широкополую шляпу Кристофера де Валля. Они зашли за мной в комнату, и за ними ещё два персиванта. Все почтительно кивнули сидящему за столом человеку.

— Мы его привели, мистер Прайс, — произнёс один из близнецов.

Ответа не последовало.

Комната была небольшая, но достаточно просторная. На полу сено, а стены обшиты панелями из тёмной древесины. На потолке изображено ночное небо, корабли с раздутыми ветром парусами плыли меж звёзд. Я понял, что рисунок заказывал не мистер Прайс, потому что он выглядел слишком несерьёзным по сравнению с остальной комнатой, а мистер Прайс не походил на человека, у которого корабли плывут в небесах. Он явно любил порядок — у одной стены на полках аккуратно лежали бумаги. Хотя ещё больше бумаг было на большом столе, занимавшем половину комнаты.

На столе горело тридцать больших свечей. Они освещали комнату и днём, и ночью, потому что окон в ней не было. Позади стола половину дальней стены, занимал широкий каменный камин, в котором потрескивал огонь. Дрова лежали слева от очага, а морской уголь справа. Жар был сильный, но одетый в чёрное мистер Прайс придвинулся поближе к огню.

Мистер Прайс. Он сидел за столом и писал. Перо скрипело по бумаге. Он продолжал писать, не поднимая головы, царапал пером бумагу и окунал его в оловянную чернильницу, потом тщательно стряхивал избыток чернил и снова царапал по бумаге. Я видел лишь макушку с похожей на монашескую тонзуру лысиной. Скрип-скрип. Насколько я мог судить, он был одет во всё чёрное и не носил воротник. Пуританин? Даже близнецы носили воротники, но грязные и плохо накрахмаленные, которые болтались под слишком крупными подбородками.

Наконец, мистер Прайс прервал молчание:

— Где, мы приобрели перья?

— В лавке миссис Хамильтон на Грасс-стрит, мистер Прайс, — ответил один из близнецов.

— Правильное название Грейсчёрч-стрит, кажется?

— Ну да, Грейсчёрч-стрит, мистер Прайс, прошу прощения.

— Передайте миссис Хамильтон, что её перья недостаточно мягкие. Спросите её — я что, должен слюнявить перо?

— Я уверен, что миссис Хамильтон сама послюнявит ваше перо, мистер Прайс.

За этим последовало молчание. Перо замерло, а мистер Прайс притих. Близнецы не шевелились. 

— Я... — сказал один, но запнулся, — в смысле, я мог бы...

Снова зашуршало перо, и близнецы расслабились. В огне хрустнули угли, и в комнату потянулась струйка дыма.

— Подложи-ка угля, — сказал мистер Прайс, и один из близнецов обошёл вокруг стола, чтобы подложить в камин побольше угля, хотя там и без того уже бушевало адское пламя.

Мистер Прайс взял обрывок тряпки и тщательно вытер остриё пера. Потом аккуратно сложил тряпицу, положил её рядом с бумагой, макнул перо в чернильницу и посмотрел на меня.