Безумен род людской - [100]

— Всё идёт отлично! — прошептал мне Бобби Гаф, его лицо блестело от толчёного жемчуга. 

Он выглядел удивлённым.

Я обнял его.

— У тебя хорошо получается, — сказал я. 

Из всех актёров нас больше всего беспокоил Бобби, мы боялись, что он слишком молод для такой важной роли, но в первой сцене он наделил Титанию властью коварства. Он знал, что не может соперничать с Обероном Томаса Поупа по умению держаться на сцене с достоинством, и поэтому нашёл вкрадчивую, обольстительную манеру. Зрители забыли, что перед ними мальчик. Он был богиней, царицей фей, изящных, красивых, желанных и хитрых.

— Я не люблю тебя! — огрызается Деметрий на Елену, и она напоминает, что когда-то он её любил, но теперь Деметрий любит Гермию и потому уходит из леса, отвергая Елену.

Невидимый Оберон, который всю сцену ссоры молчал, теперь вмешивается и грозит, что накажет Деметрия за его бессердечное поведение. Он воспользуется соком волшебного цветка, чтобы заставить Деметрия полюбить Елену, и поэтому приказывает Паку найти незадачливого кавалера. 

— Но постарайся, чтоб красавец наш её увидел, чуть откроет вежды, — говорит он Паку. — Ищи: на нем афинские одежды. 

И Пак найдёт Деметрия и воспользуется соком волшебного цветка. 

— Не бойся, всё исполнит верный дух. 

Пак с Обероном покинули сцену, а Фил заиграл наверху медленную лирическую мелодию, флейта и нежная лютня. Дети прислуги выбежали на сцену и начали танцевать. Двум ученикам труппы, тоже одетым в фей, предстояло отнести ложе Титании в то место, где цвёл дикий тимьян. Роль ложа играл очень низкий стол с пятидюймовыми ножками, на котором закрепили веточки искусственного боярышника с белыми цветами. Мальчишки чуть не разорвали занавес, зацепившийся за торчащий из стола гвоздь, но Алан Раст тут же выпрыгнул и откинул занавес, а мальчишки, игравшие роли Мотылька и Паутинки, вынесли стол в центр сцены. Там будет спать Титания, но сначала мальчики запели.

— Боже правый, — пробормотал мой брат себе под нос, — всё получилось.

Сильвия подкралась к правому входу и чуть-чуть откинула занавес, чтобы посмотреть на танцующих и поющих мальчиков. 

— Прекрасно! — прошептала она и повернулась, в её глазах отразились свечи. — Прекрасно! — снова прошептала она.

Я стоял сзади, положив руки ей на плечи, и просто смотрел на медленное завершение танца, феи одна за другой покинули сцену, и наконец, Титанию одолела усталость и она опустилась на ложе из фиалок и дикого тимьяна. Музыка смолкла, и она заснула, в тишине было слышно биение сердец. Затем в дальнем конце сцены появился Оберон. Он медленно и тихо крался к спящей царице, и клянусь, мы могли бы услышать в зале даже мышиный писк.

Оберон встал над царицей, и зрители охнули, когда он сжал цветок над глазами Титании и затаили дыхание, стоило ей пошевелиться. Титания заворочалась, застонала во сне, Оберон застыл, но она не проснулась. Зал умолк, совершенно умолк. Когда волшебные капли упали Титании на веки, царь эльфов улыбнулся. 

Для твоих влюблённых взоров 

Станет он всего милей. 

Как придёт, проснись скорей!

Я слегка отодвинул занавес и взглянул в конец зала, который ярче всего освещал камин. Королева  наклонилась вперёд, её ярко-алые губы чуть приоткрылись, глаза расширились и сияли, как будто она закапала белладонну.

И началось столпотворение.

Гермия влюбилась в Лизандра.

Лизандр влюбился в Гермию.

Деметрий влюбился в Гермию.

Елена влюбилась в Деметрия.

И никто не влюбился в Елену.

Но Оберон решил, что Елена должна получить желаемое, и поэтому приказал Паку выжать волшебный сок на глаза Деметрия. Пак должен был узнать Деметрия по афинскому наряду, который в тот зимний день в Блэкфрайэрсе состоял из дублета и серебристых чулок, а поверх Генри Конделл надел подобие римской тоги. Увидев спящего человека, завёрнутого в тогу, Пак помазал ему глаза соком цветка, но выжал он сок на Лизандра, а не на Деметрия. Заснувший близко к своей любимой Гермии Лизандр просыпается и видит Елену, которая только что наткнулась на спящих любовников.

Теперь Лизандр влюблён в Елену.

Елена любит Деметрия.

Деметрий влюблен в Гермию.

А Гермия влюблена в Лизандра.

И, как будто этих ошибок мало, мастеровые репетируют свою пьесу в том же лунном лесу, где спит Титания, а недалеко от неё спят четверо влюбленных афинян. Пак обнаружил репетицию, но, как и его господин Оберон, он может становиться невидимым, так что мы его не видим. Мы репетируем, и Ник Основа уходит за сцену, в заросли боярышника, которыми в нашем случае служила артистическая, где голова Пака волшебным образом превращается в ослиную. Уилл Кемп натягивает плетеную конструкцию из веток ивы и кроличьих шкурок и возвращается на сцену.

Зал, который посмеивался над сценой, где мы репетировали «Пирама и Фисбу», взревел от хохота, стоило вернуться Уиллу.

Находившиеся на сцене в ужасе убежали от Ника Основы, не узнав его с новой чудовищной головой, а тот расхаживал взад-вперёд перед беседкой, где спит Титания. Ник Основа что-то напевает.

И Титания просыпается.

Она садится, потягивается, зевает, слышит пение Ника Основы, видит его и застывает.

Она не сводит с него взгляда.