Безопасный для меня человек - [56]

– Когда жалюзи опущены, свет выключен, вокруг темно, а лампы светят на нас, мы видим только ноты. Вас почти не видно, и только ваши аплодисменты дают понять, что вы здесь. А вы хорошо нас видите?

– Да, очень хорошо! – закричал кто-то, и все рассмеялись.

– Однажды она мне сказала, – она показала на исполнительницу в свитшоте. – Мол, знаешь, из темноты ведь хорошо видно свет. Но почему из света совсем не видно того, что в темноте? Ведь в темноте мы можем так хорошо разглядеть друг друга даже с очень маленьким источником света.

Сразу после этих слов лампы над сценой погасли, и пространство погрузилось в темноту. В этой темноте снова зазвучала музыка. Под звуки гитары одна за другой включались дополнительные лампы. Все заполнил не яркий, но и не тусклый – будто последние лучи солнца – свет. Исполнительницы посмотрели друг на друга, а потом стали разглядывать зрителей.

Чонхи не знала, что Хеин пришла. «В темном зале можно было затеряться, но, раз уж все так вышло…» – думала Хеин, сидя на ступеньке. Когда Чонхи наконец перевела взгляд на нее, Хеин на миг засомневалась, но все-таки посмотрела прямо ей в глаза.

Расстояние и тусклый свет размывали черты их лиц. Чонхи не сводила глаз с Хеин, хотя, что выражало ее лицо в тот миг, неизвестно.

– Тетя, у меня все хорошо.

Лицо Хеин едва заметно осветилось под взглядом Чонхи.

В Ачиди

1

Девушку, которая мне нравилась в двадцать четыре, звали Илейн. Илейн Уолтер. Рыжие волосы, серо-зеленые глаза. В сиреневом бикини она каждый день читала, лежа в тени под зонтиком на пляже, где я работал. Она провела месяц своих каникул в нашем районе.

На первом же свидании я влюбился в ее милый португальский с акцентом, в ее тонкие мягкие губы и чуть хмурую улыбку. Я не мог отвести взгляд от ее серых хлопковых брюк, загорелой кожи, прикрытой пастельного цвета шифоновой блузкой, и выглядывавших из сандалий длинных пальцев ног.

Мы встречались три недели, потом Илейн уехала. Я старался заснуть, обнимая подушку, на которой она спала. От наволочки исходил ее запах – смесь лаванды и пудры. Полгода я слал ей письма на электронную почту и звонил по «Скайпу». Ответов, которые вначале были почти мгновенными, постепенно становилось все меньше, а дозвониться, несмотря на ее онлайн-статус в приложении, никогда не получалось. Если на один из десяти звонков она все-таки отвечала, то все равно прощалась буквально через минуту, оправдываясь либо подготовкой к экзаменам, либо тем, что ей нужно было срочно куда-то бежать.

Друзья называли меня сумасшедшим. «Хватит, забудь! Ты что, совсем спятил?» – смеялись они. Иногда я тоже смеялся вместе с ними, ведь и сам прекрасно понимал, что помешался. Однажды апрельской ночью, когда Илейн снова не брала трубку, я купил билет в ее страну – Ирландию. Разумеется, она об этом не знала.

Илейн с коротким каре в горчичной пижаме. Серьга между ноздрями, опухшие после сна глаза.

– Ральдо, что ты здесь делаешь? – она улыбнулась.

Мои опасения, что она разозлится, рассеялись, но лишь на считаные секунды: улыбка почти сразу пропала с ее лица.

– Не говори, что ты приехал ко мне!

– Я приехал к тебе.

– Ральдо, – она произнесла мое имя и нахмурилась. – Я думала, мы с тобой хорошие друзья. Честно говоря, я ведь могла просто заблокировать тебя в «Скайпе», но брала трубку, потому что считала тебя своим другом. Но это уже ни в какие рамки! – Она перешла с португальского на английский. – Ты меня пугаешь! Нужно было предупредить, что ты собираешься приехать. И конечно, я бы отговорила тебя. Даже жутко!

На ее лице промелькнул страх. Ты меня боишься? Когда я протянул руку к входной двери, она отпрянула назад.

– Я хотел увидеть тебя. Я так скучал…

Она схватилась за ручку и посмотрела на меня через щель.

– Если я правда тебе дорога, уходи, пока я не позвонила в полицию. И не звони мне больше.

– Илейн!

– Посмотри на себя! Ты живешь с мамой, тебя кормят ее горничные, а ты только круглые сутки рубишься в игры, обкурившись травы!

Дверь передо мной закрылась, и Илейн исчезла.

«Я не такой» – думал я, стоя на пороге ее дома.

«Ты ошибаешься. Ведь я так тебя люблю!»

Я нажал на звонок еще несколько раз, потом развернулся и пошел прочь. Было неважно куда, я просто шел в ту сторону, куда меня несли ноги.

Тогда я многого не знал: не понимал, что уже больше суток не ел и не пил ничего, не считая чашки кофе, что ни разу в жизни не брал на себя ответственность, и еще уйму всего другого, но самое главное – я не знал, что через пятнадцать часов, двадцать минут начнется извержение вулкана Эйяфьядлайёкюдль.

На следующий день я сидел у иллюминатора в самолете, который должен был увезти меня обратно в Бразилию, и думал о том, что ноги моей никогда больше не будет в Ирландии.

Я смотрел на темную взлетную полосу за окном. Посадка завершилась, но самолет не покидал аэропорт уже больше часа. Эконом-класс заполнил шепот людей, плачь детей и возмущенные возгласы на разных языках.

Объявление прозвучало на английском, затем на португальском и испанском. Сообщили, что около часа назад произошло извержение Эйяфьядлайёкюдль и вулканический пепел быстро распространился по Ирландии и Западной Европе. После полутора часов ожидания нас вывели из самолета. Не только наш рейс – все самолеты в аэропорту Дублина не смогли никуда вылететь. Эйяфьядлайёкюдль все еще продолжал извергаться, и в авиакомпании мне ответили, что пока даже примерно не могут сказать, когда мне удастся покинуть Ирландию.