Безопасность Родины храня - [21]

А днем новые взрывы раздались уже в центре города. Оглушительный грохот потряс ортскомендатуру: разведчикам удалось подложить мину замедленного действия в магазин «Только для немцев», размещавшийся в первом этаже здания. В эти же дни взрывы прозвучали в гостинице на «Немецкой» улице, где находилось казино с офицерским залом. Перепуганные гитлеровцы выпрыгивали в окна, вываливаясь на мостовую, давя и калеча друг друга.

Так действовали патриоты.

…И вот из Москвы получено разрешение на передислокацию отряда к городу Львову. Первым отправлялся Кузнецов. На Николае Ивановиче была его неизменная длинная шинель с погонами обер-лейтенанта. Об отъезде знали немногие. Трижды, по русскому обычаю, расцеловались с ним Медведев, Лукин, Стехов… Кузнецов подошел к Струтинскому:

— Ну, Коля! — Они обнялись. — До встречи!

Так и не встретились. Не довелось. Но память о бесстрашном разведчике, о друзьях-медведевцах Струтинский пронес через все эти долгие годы.

Эта память позвала его вскоре после войны в нелегкий поиск по Львовщине и Волыни. Он побывал во многих селах и хуторах, где в свое время проходила линия фронта, беседовал с местными жителями, пытаясь выяснить обстоятельства гибели Николая Ивановича Кузнецова. Струтинский посчитал это своим гражданским долгом.

Эта память и по сей день зовет его на встречи с молодежью — она должна знать, как верно служили Отечеству в грозный час его лучшие сыны и дочери.

У Николая Владимировича сохранился документ военных лет — пожелтевшая копия той боевой характеристики, выданной ему Дмитрием Николаевичем Медведевым, «…тов. Струтинский В. Н… выполняя боевые задания, зарекомендовал себя волевым, бесстрашным патриотом Советской Родины… постоянно показывал образцы презрения к смерти, находчивость, инициативу…»

Сколько пережитого таится за этими скупыми строками!

Молча спускаемся с Николаем Владимировичем по улице Ивана Франко к небольшой площади, где сегодня высится памятник Герою Советского Союза Николаю Ивановичу Кузнецову. Подойдя к нему, Струтинский замедлил шаг, остановился и тихо произнес:

— Здравствуй, дорогой товарищ! Здравствуйте все — боевые друзья-медведевцы!

Романченко Николай ПЛАМЯ

Федя стоял почти у самой наковальни, внимательно наблюдая за отцом, который, держа в больших клещах раскаленный кусок железа, сказал напарнику-молотобойцу:

— А ну-ка, раскатай его!

И стали рассыпаться вокруг них после каждого удара молотом золотистые искры. Глазенки пятилетнего мальчугана расширились, заискрились, и он, поправив рукой непослушные светлые вихри, попросил отца:

— Батя!.. Дай-ка я разок стукну!

— Мало еще каши ел. Молот не поднимешь!

А ему так хотелось встать на место молотобойца. Немного обиженный, он отошел от наковальни и остановился у горна, где раскалялись новые куски железа. Мальчик приблизился к мехам, взялся за ручку, попробовал качнуть, но не тут-то было.

— Федя, ну-ка марш домой, маманя, наверное, тебя там уже давно ищет!..

Почему ему, старшему лейтенанту Федору Александровичу Уланову, в эти, возможно предсмертные, минуты привиделись именно кузница, отец, коренастый сосед-молотобоец, вспыхивающие и потухающие искры, огонь в горне? Он любил пламя. Любовался им и в отцовской кузнице, и когда разводил на лугу костер, через который прыгал вместе с дружками. Когда приходило время идти домой и надо было тушить огонь, ему почему-то так не хотелось заливать водой полыхающие поленья.

Теперь же у ног привязанного к дереву старшего лейтенанта разгорается костер, через который не перепрыгнешь, не потушишь его водой из ручья. А вокруг — вооруженные бандеровские головорезы, потерявшие человеческий облик в самогонном угаре. Как измывались они над ним перед казнью! Единственное, что никак не мог понять при этом его главный палач — Бородач, так это — откуда берутся такие Улановы, из которых невозможно вырвать нужного слова?

Биография Федора Александровича Уланова типична для людей его поколения, перед которыми народная власть широко распахнула дверь в большую и интересную жизнь. После успешного окончания семилетки Федор решил пойти по стопам отца — стал кузнецом Горловского машиностроительного завода. В декабре 1932 года заводской комитет комсомола направил его в пограничные войска. Здесь он вступил в партию, учился сложному искусству распознавать и обезвреживать врагов, противостоять их уловкам. После службы в 20-м пограничном отряде ОГПУ Уланов был зачислен в московскую милицию.

А потом грянула война. Федор защищал столицу, боролся с вражескими лазутчиками и диверсантами, за что был награжден медалью. В 1943 году окончил чекистские курсы и был направлен в освобожденный от гитлеровских захватчиков Чернигов. Многое приходилось делать: вылавливать фашистских приспешников, помогать солдатским вдовам и устраивать бездомных детишек. Здесь, в Чернигове, его избрали членом парткома областного управления государственной безопасности, и он старался успевать повсюду.

В конце 1944 года Уланова перевели в Дрогобычскую область. Обстановка здесь была сложной. И хотя война уже отгрохотала на западноукраинских землях и советские войска громили гитлеровцев за Одером, Федору очень часто приходилось участвовать в боевых операциях. В отдаленных районах, горных селениях и на хуторах свирепствовали бандеровцы, именовавшие себя борцами за «самостийную Украину». Под этой насквозь фальшивой ширмой они чинили разбой, терроризировали мирное население, убивали советских активистов.