Безмолвные воды - [52]

Едва Брукс вышел, в комнату вошла Шерил и села на кровать рядом со мной.

– Зачем ты это сделала, Мэгги? Почему позволила ему уйти?

Не зная, что ответить, я просто склонила голову ей на плечо. Вся моя душа была против его ухода, но он должен следовать за своей мечтой. Без меня. Когда любишь кого-то, то позволяешь ему уйти, даже если знаешь, что вы никогда больше не будете вместе.

– Это несправедливо, – сказала она. – Ведь то, как он смотрит на тебя… и как ты смотришь на него… я могу об этом только мечтать. Хотелось бы, чтобы когда-нибудь и у меня так было.

Я приоткрыла рот, чтобы ответить, но ничего не получилось. Поэтому просто подарила Шерил глупую улыбку, и она нахмурилась.

– Я поняла, каким активистом хочу стать, – сказала моя сестра и взяла меня за руку. – Я хочу бороться за тебя, за права таких людей, как ты. Хочу бороться за права тех, кто лишен голоса. За тех, кто молча кричит, чтобы быть услышанным.

***

Келвина с ребятами попросили задержаться в Лос-Анджелесе еще на несколько дней. Им предложили контракт со звукозаписывающей компанией Rave Records, и я – через все Западное побережье – почти физически ощущала их восторженное волнение.

Брукс позвонил мне, чтобы поделиться новостями.

– Я знаю, мы не должны никому рассказывать, но… у нас получилось, Магнит, – его голос был таким тихим. – Мы сделали это. Мы подписали контракт. Через несколько недель мы официально будем записываться на Rave Records. Ты сделала это для нас. Это все благодаря тебе.

Слезы заструились по моим щекам. Я всегда хотела, чтобы это произошло. Всегда мечтала, чтобы это чудо свершилось, и ничего никогда не хотела сильнее. Эти парни заслужили. Они заслужили все то, что сейчас с ними происходит.

– Я люблю тебя, Мэгги, – прошептал он, прежде чем повесить трубку.

Это был последний раз, когда я слышала его голос. Потом позвонил Келвин, сообщить семье, что продюсер хочет перевезти их в студию, чтобы записать несколько пробных версий, пока оформляется контракт. И прежде, чем я осознала это, дни превратились в недели, а недели в месяцы. Их жизнь набирала обороты, а моя оставалась все так же неподвижной.

Наступил сентябрь, и группу Келвина пригласили выступать на разогреве у The Present Yesterdays в их мировом турне. Казалось, в мгновение ока их жизнь полностью переменилась.

Я изо всех сил старалась перестать скучать по Бруксу. Я читала книги, принимала свои традиционные ванны и слушала iPod, который он мне оставил. А еще я играла на его гитаре.

Оказывается, тоска по человеку не проходит со временем – она просто притупляется. Ты учишься уживаться с безумной болью внутри. Оплакиваешь моменты, разделенные вместе. А еще – иногда – позволяешь себе обижаться.

Так много раз, держа в руке телефон, я подолгу смотрела на его номер. Так много раз я почти набирала его, чтобы просто напомнить о себе. Я твердила себе, что позвоню только один раз – просто чтобы услышать его голос – но никогда не набиралась смелости сделать этот шаг. Потому что в глубине души знала: стоит однажды позвонить, и я не смогу дальше удержаться от того, чтобы снова не набрать его номер. Мне нужно будет слышать его голос каждый день.

Большую часть времени я почти не покидала своей комнаты, опасаясь столкнуться с мамой. На моих глазах они с папой превратились в чужих друг другу людей. Каждый раз, когда они оказывались в одной комнате, кто-то из них выходил. Раньше, уходя на работу, папа всегда целовал маму в лоб. Теперь эти поцелуи стали просто воспоминанием.

Времена года сменяли друг друга, но всякий раз, когда группа возвращалась в город, Брукс нигде не объявлялся. Я решила, что, возможно, в этих разъездах он нашел себе новое приключение. Возможно, наша любовь была всего лишь мимолетным мгновением.

– Это они! – однажды вечером закричала мама, пробегая по всему дому. – Это они поют!

Все выскочили из своих комнат, и, впервые за долгое время, наша семья снова выглядела единым целым, когда мы, собравшись в столовой, стояли и слушали первую в радиоэфире песню «Жуликов». Мое сердце сжалось, и я вцепилась в якорь на ожерелье, которое никогда не покидало моей шеи, когда услышала хорошо знакомые мне слова песни. Нашей песни.

Так горько плача на моей груди, ты рвешь мне душу.

Ты так слаба, как палый лист в течении реки.

Всем сердцем ждешь ответа тишины, сковавшей душу,

Безмолвно просишь: – Я тону, устала, помоги!

Я буду якорем надежным для тебя

И удержать смогу всегда во тьме ночной.

В потоке черной грусти встану, как стена,

Прижму к себе и подарю тебе покой.

Я буду светом маяка в кромешной тьме.

Поверь, все будет хорошо, ведь я с тобой.

Я буду якорем твоим – доверься мне.

Ведь только вместе можно выиграть этот бой.

Звучащие слова были словно поцелуй, которого мне так не хватало. Они были словно его обещание вернуться ко мне.

Все в столовой начали аплодировать и обниматься – этого так долго никто не делал. Когда мама обняла папу, он крепко прижал ее к себе. Клянусь, я действительно видела это снова – они обнимались так, словно их любовь была жива. Когда же их объятия разомкнулись, иллюзия исчезла, но я все же это видела. Значит, где-то в глубине их душ любовь друг к другу все еще сохранилась.