Безмолвие полной Луны - [32]

— Потому что умер! Блин, какие непонятливые. Он не отказывал себе в удовольствие гульнуть на полную катушку. Это, как известно, тормозит дела. Так и продолжалось с начала девяностых. Э-э-э, да хватит о грустном…

Барбариска, молча поглядывая на разговаривающих, мучила двумя вилками принесённую жаренную рыбу: то ли барабульку, то ли какую другую — под золотистой корочкой поди разгляди, что это за зверь. Вторую вилку она позаимствовала у Бегемота, потому что тот своё уже проглотил и двумя орудиями пищевого труда, кромсала рыбёшку. Вскрытие Лариса проделывала довольно умело и ловко, наслаждаясь ковырянием в жаренном блюде, но Ворон всё-таки не сумел не вмешаться:

— Вот! А всё меня культуре учила.

Барбариска гневно посмотрела на возмутителя спокойствия и обиженно воскликнула:

— Чего тебе не нравится, ты…

Она хотела сравнить Вову с каким-нибудь представителем животного мира, подходящему под описание его внешности, но слов не находила. Всё, что крутилось на языке, имело вполне безобидное сравнение, не соответствующее нынешнему настроению. В уме она пробежалась по зарубежному тартару, заглянула в местный ад и замерла в нерешительной позе, с двумя вилками наперевес.

Шмель оценил боевой настрой Барбариски, а самое главное — остриё зубцов вилок, нацеленных на грудь Ворона и предупредил:

— Вован, ты сейчас под раздачу пойдёшь.

Это несколько разрядило обстановку, и смягчило вспыльчивый нрав атаманши. Она положила вилки на стол и спросила Ворона:

— Ну, и что не так?

— Кто же рыбу ест с двух вилок?

— А как?

Ворон хмыкнул и нравоучительно сказал:

— Весь цивилизованный мир кушает с помощью ножа и вилки.

— А вот я слышал, что рыбу нужно есть именно с помощью двух вилок, — вмешался Чингачгук. — Ножом неудобно управляться с костями, особенно рёберными.

— Темнота! — резко возразил учитель правил хорошего тона. — Существует рыбный нож, напоминающий пилу. Вот им то и отделяют рыбные кости от мяса.

— А-а-а, — неизвестно чему обрадовался Бегемот. — Так можно просто воспользоваться столярной пилой.

— Можно, — великодушно согласился Ворон. — Только не «Дружбой 2», а то таким инструментом будет сподручно отдирать мясо только с костей белуги, притом, последняя должна быть в очень взрослом состоянии — весом, так, кило на девятьсот. Потребней, было бы, что-нибудь не очень крупное — небольшая столярная ножовка, например… Кстати, как вы успели заметить, тут ножей не предлагают.

— А ты что, — спросил Бегемот, — дома ешь с помощью ножа и вилки?

— Это смотря что, но особое удовольствие мне доставляет таким способом употреблять борщ.

— Ты вместо того, чтобы болтать за столом, лучше бы на закуску налегал, — опять вмешалась Лариса.

— Закусывать или нет — вопрос не всегда праздный, — парировал Вова замечание.

— Это ещё почему? — несколько высокомерно спросила собеседница, шмыгнув носом. — Чем плотнее закуска, тем здоровья больше останется.

— Это как сказать, — не согласился Ворон. — Если закусишь — тарелка опустеет и ты шмякнешься в неё мордой, разбив нос, лоб и прочие причиндалы. А вот если тарелка полная, наваленный в неё салат послужит отличным амортизатором.

Обед подходил к концу и Кот решил пошутить по-военному:

— Так — заканчиваем приём пищи!

Ворон, кряхтя поднимаясь с места, высказал всё, что он думал об окончании обеда:

— Наши русские сказки придумывали какие-то мазохисты с пище-питьевым уклоном. Ну что это такое? Что за концовка? «По усам текло, а в рот не попало?» Прямо-таки нездоровый оптимизм…

— Скорее уж тогда — пессимизм, — поправил его Лис.

— То, с какой интонацией сказка заканчивается, концовка радость напоминает.

В пронзительной синеве неба летела журавлиная стая, жалобно возвещая о своём прибытии. И так тошно у них это получалось, что Чингачгук, не поднимая головы, а только следя глазами за перемещением птиц, мрачно процедил сквозь зубы:

— Элегия, мать вашу за ногу!

Шмель по своему отреагировал на это событие, предоставив вниманию слушателей белые стихи:

Вот журавлиный клин усталый,

Из дальних странствий возвращаясь,

Галдел на разные лады тоскливо…

И чтобы не травили душу,

Сорвав с плеча свою двухстволку,

По косяку дуплетом врезал…

Вдруг на мгновенье стало тихо,

А там как-будто кто-то крякнул,

Хотя лягушек не упало…

Так наливай ещё Ванюша,

Пока я тоже тут не крякнул,

А то получишь в зад дуплетом,

Как те несчастные созданья…

— Что-то я не понял твоего юмора, — сказал Ворон. — Причём тут лягушка? Может, всё-таки, утка?

— Она тоже. Так — вспомнился рассказ «Лягушка путешественница», когда её две утки с собой на ивовом пруте волокли.

Жизнь на морской набережной била ключом. Солнце припекало и настроение у гуляющих было приподнятым. Среди разномастной толпы, не отличающейся особым разнообразием в одежде, выделялась группа солдат срочной службы. Вероятно они были демобилизованные, так как при одинаковой форме, не оставляющей сомнений к принадлежности к определённому роду войск, некоторые детали мундиров сильно разнились. Мало того, впечатление складывалось такое, что они соревновались друг с другом в украшении парадного обмундирования, изощряясь, кто во что горазд. То ли дембеля, то ли выпускники королевской академии неизвестной страны. У некоторых солдат аксельбанты, явно не имеющие к положению устава о форме военнослужащих никакого отношения, напоминали корабельные канаты. Толстые и тонкие, белоснежные и не очень — они причудливо переплетались на груди мужественных защитников Родины. Значков, конечно, было поменьше, чем у легендарного Генерального Секретаря ЦК КПСС, но, тоже впечатляло. Мимо них проходил бледнолицый, всю зиму не покидавший московского кабинета, седовласый генерал, которого с инспекцией занесло в эти края. Генерал посмотрел на дембелей и понял, что за время службы в столичном штабе, он сильно отстал о жизни. Дембельская форма, с умопомрачительными аксельбантами и золочёнными эполетами, давала фору парадному мундиру маршала. Генерал, в своём прикиде, тянул максимум на хорунжего. «Ё-моё! — только и смог выдавить из себя старший по званию. Он даже забыл поинтересоваться, почему ему так и не отдали честь, а с выпученными глазами проследовал своим маршрутом, украдкой поглядывая на редкую планку с левой стороны своего кителя. В голове инспектора витала только одна мысль: «Если солдаты так обшиваются к концу службы, то можно себе представить, как готовятся моряки — у них служба дольше, а значит времени больше». Из-за того, что он шёл с повёрнутой, в сторону дембелей, головой и не глядел перед собой, пинком под зад массивным сапогом получила маленькая капризная собачонка и её дородная хозяйка, не вовремя нагнувшаяся поправлять ремешок на своей сандалете. Жук с Кротом переглянулись и беззвучно рассмеялись. Оценив потенциал выпущенных на свободу женихов, Крот только и смог, что выдавить из себя: