Безмолвие - [11]

В то же утро массированная бомбардировка обрушилась на питомники без предупреждения и вывода за их пределы инструкторского состава; боеголовки испотрошили девственные луга заповедников, затянули обвалами ущелья, пустили по лесам гогочущие смерчи пожаров. Когорта провалилась в небытие, но сотни и сотни безмолвных уже разбрелись по дорогам севера и юга, запада и востока страны. Небольшими отрядами и поодиночке - что было делать? Самовольно начали исчезать спасатели-экстра, первоклассные испытатели, надежные стражники, за ними целиком - спецгруппы разведчиков-диверсантов из подразделений регулярной армии. И уже кто-то из сограждан хватился вдруг загадочно пропавшего соседа, который - да, показывал завидное здоровье, был хват и ловкач, но никаких особых заслуг не имел, занимался обычным несложным делом - куда он сгинул? Что это значит? Уж не засекреченный ли безмолвик?

"С тех самых пор я ничего не вижу, Задира. И ты бы ничего не увидел. Я ничего не помню, во мне истлел интерес. Что тебе сказать? Положить бы руки на белую скатерть, выпить бы кружку холодного пива, а потом упасть на чистую простыню... Еще никогда этот мотив не удерживал меня так цепко. Больше ничего я не знал, Задира. Конец Когорты они приняли запросто, как и ее древнее зачатие; это твои слова, Задира, - было - не было, будет - не будет?.. Они засыпали мальчишек в мясорубку и кивают: боевая операция, потом спохватились и снова кивают: что делать? Бомбы уничтожили рассаду, но бомбы нельзя направить против участия зрелой поросли. Всепроникающего, успевшего распространиться, коренного. Так они говорят обо мне, Задира, и о тех, кто еще остался. Что им делать? Что делать мне? Они говорят: безмолвные, объявитесь! - или вам приличествует созерцать невинные жертвы у своего алтаря? - это их слова, Задира, а я будто ослеп. Они сожгли наших детей и прикрываются своими. Я точно ослеп, Задира: оптические прицелы ослепили меня, оптические прицелы ослепили всех. Развитая мускулатура, стройная осанка, невозмутимое выражение лица - теперь это сделалось верной уликой против любого встречного. Они подозревают отчаянно и носятся вокруг собственного башмака. И синие излучатели тут ни при чем - синий свет лишь возбудил цепную реакцию. Я совершенно ничего не вижу, Нэг".

Оптические прицелы утратили былую прозрачность, их замутила пороховая гарь - но снайперы уже метались в догадках, откуда появится очередной монстр, и вооруженные отряды добровольцев уже редели в растерянности... Безмолвные, покажитесь! Где вы? В ком затаились? - безмолвный не отзывался. "Это настоящая слепота, Нэг. Они буквально топчутся по мне и не замечают..."

Безмолвный сидел у кромки опаленной земли и смотрел, как эта земля светлеет под снежной осыпью. За плечами безмолвного лежала Ликская дорога, по ней то и дело проходили, проезжали, пробегали какие-то люди - к городу и обратно; кто-то преследовал кого-то, кто-то кому-то грозился, - и день ото дня движение становилось все реже. Безмолвный и не думал крыться от глаз - просто он был похож на сломленное, высушенное ветрами дерево. Все было мимо - жертвоприношения и алтари, что их носит-не-переносит эта земля, нарушенное равновесие и птичий лет над головой. Не понимая, он слышал звуки отдаленной пальбы и слышал голос незабвенного сигнала, который пульсировал в сознании безвыходно. Снегом наполнял котловину гигантской воронки, но в этих местах никогда не выпадает снега столько, чтобы раны земли затянулись равниной. Новоявленные солнца, единственная примета дней, подпрыгивали в небе, как шарики из рук жонглера. К весне пальба утихла, слепых вертолетчиков ветер гнал за горизонт; талая вода облизывала в заново почерневшей воронке последнюю льдинку. Безмолвный поднялся на ноги.

"Я пойду, Нэг. Выпью пива и посплю в постели. Потом вернусь и устрою еще одно озерко. У нас будет два озера, Нэг, - мы будем отражать в себе облака. Мне нравится отражать в себе облака." Воронка забормотала пузырьками воздуха - Задира обещался ждать, но от безмолвного он не требовал никаких обещаний...

Это было похоже на перемещение свитка сухой травы, сорванной и подгоняемой ветром - по бездорожью, вдогонку скороспелым закатам; это было похоже на торопливый полет облака, если бы какое-то из них пожелало спуститься на землю и посмотреть на то, что мерещилось ему издалека. Печальное странствие по чужой земле...

Лишь завидев окраинные дома Лика, безмолвный помедлил, затем двинулся влево, в обход извилистой балки. Не оглядываясь назад, где лежала дорога к городу, он прошел метров полтораста вдоль чистого склона и примерно столько же преодолел по зарослям орехового кустарника. Безмолвный рассчитывал обойти снайперскую засаду и вышел прямо на нее. На противоположном скате топорщилась ветвями дикая яблоня - под дичком лежал человек, а рядом с ним лежала винтовка. "У нас были модели поновей, только без оптики", - отметил безмолвный, вспомнив стрельбище питомника. Снайпер откинулся на спину, в руке его сверкнула бутылка; отпив из нее, он вяло, набитым кулем, перевалился лицом к траве и замер. Безмолвный представил себе, как взрывается боезапас в подсумке снайпера, как человек в ужасе влипает в землю, а над головой у него вспыхивает костром ни в чем не повинное дерево. "Если он выстрелит мне в спину, я ничего не успею", думал безмолвный, минуя засаду в нескольких шагах от снайпера. Был час восходящего солнца, а в это время удача сопутствует даже тому, кто разучился предчувствовать ее за поворотом; безмолвный услышал чьи-то голоса впереди, и остальное для него перестало быть сущим. В город он не пошел, потому что в первом же доме, к которому он приблизился, дверь оказалась под вывеской. Он толкнул эту дверь, заблудился среди однообразных столиков, наугад присел к одному из них и понял, что уйти отсюда сможет нескоро. В зале никого не было, за стойкой тоже. Обет Безмолвия, - бесцветный его силуэт, - прислонился к дверному косяку, с интересом наблюдая за обессиленным пасынком. "Ты отсюда никуда не уйдешь, ты забрался в самую середину капкана. Мало ли что, какой-то выпивоха не заметил тебя: он здесь, разумеется, не один, и глухие удары в твоих висках - это не просто биение пульса, какой-то из них станет жалом детонатора. Но еще раньше через это окно ворвется пуля, потому что снайперов здесь гуще, чем волосков на твоем подбородке." Безмолвный не отвечал своему идолу... Наконец где-то хлопнула неприметная дверца, и за стойкой появилась хозяйка - в опрятном кружевном фартушке, в белой рубашке, за отворотами которой темнела смуглая кожа. Глядя в заколдованную точку, хозяйка медленно прошлась мимо заставленных бутылками стен. Она глядела на странного человека в лохмотьях. Безмолвный узнал свою Мэг - это была она, только чуть повзрослевшая и с другой прической.