Безмолвие - [118]

Джон кивнул, но крики раздавались уже под самым окном, и ему пришлось повысить голос.

– Не все пожелают остаться с ней. Для тех, кто не захочет, я договорился о переезде на север… – Оконное стекло раскололось, и влетевший камень разбросал каминные принадлежности. – Что бы ни случилось, оставайся внутри.

– Вы уверены в том, что делаете?

– Ты спас мою жизнь. – Джон улыбнулся. – Свободу. Землю. Мою любовь и уважение. Как еще я могу отблагодарить тебя?

Оставив Айзека с девушкой, он вышел из комнаты и остановился у двери спальни. Жена улыбалась ему, держа ребенка у груди.

* * *

Даже во сне у Джонни перехватило дыхание.

Она была жива.

И назвала сына Спенсером – так звали ее отца.

Сон едва не оборвался, но вместо этого двинулся вперед. Держа в руке ружье, он смотрел на собравшуюся под окном толпу. Звезды бледнели в небе, но сон снова сошел с мертвой точки.

Он стоял на болоте.

И его сердце было разбито.

* * *

– Где она, Айзек?

– Джон, боже мой… Что вы здесь делаете? Столько времени прошло…

– Три месяца после нашего последнего разговора.

Еще восемь миновало с той ночи, когда под окнами бушевала толпа, но Айзек состарился, казалось, на дюжину лет. Горло его скрывала борода, почти полностью седая. Джон тоже выглядел не лучшим образом. Сапоги стоптались до дыр, запущенная борода висела клочьями. Чтобы удержать штаны, ему пришлось недавно пробить в ремне новые дырки. Когда он спал в последний раз? Джон и сам не знал. Лишь ярость жила в нем, потребность двигаться и убивать.

– Где мне найти ее?

– Она узнает вас за милю. Вы и подойти не сможете.

Джон повернулся. Ночь выдалась черная, беззвездная. За водой, между деревьями, где стояли домишки, поблескивали огоньки.

– Она и впрямь так могущественна?

– Ей подвластны жизнь и смерть. Немыслимое. – Айзек качнул большой головой. – Сам бог не смог бы объяснить то, что видел я.

Джон сглотнул разочарование и страх.

– Сколько людей осталось?

– Семеро детей родилось. Девятнадцать взрослых осталось.

– Они помогут мне?

– Они боятся и любят ее. И поклоняются ей.

– Тогда я должен попросить о последнем одолжении.

– Говорите.

– Если ей суждено умереть, мне понадобится твоя помощь.

Айзек покорно склонил голову.

– Неужели ваша жизнь так ужасна, что вы готовы рискнуть ею?

– Дом сгорел. Скот либо забит, либо угнан. Люди жестоки и ничего не прощают. Мы живем в страхе.

– А ваш сын?

– Он растет сильным и крепким.

– Мэрион?..

– Такая же, какой была, когда мы разговаривали в последний раз.

– Мне жаль.

Джон отвел глаза. Он не мог говорить о жене, не мог думать о ней.

– Айна должна умереть, друг мой.

– А если умрете вы? Что будет с вашим сыном?

– Я нашел женщину, которая о нем позаботится.

– Джон, пожалуйста…

– Айна или я. Один из нас сегодня умрет.

* * *

На мгновение Джонни поднялся над видением. Он не знал, что не так с Мэрион. Знал только, что живут они бедно и что мальчик любит играть в утреннем свете: розовощекий малыш на узкой кровати, ухватившийся за палец матери.

Почему же так грустно?

Сон пошел быстрее, кусочками и фрагментами: гукающий малыш, мать рядом с ним. Джонни снова уловил ту же нотку грусти, а потом и понял остальное.

Ее рука лежала на кровати неподвижно.

Безжизненная, теплая, ничего не чувствующая.

* * *

Ночь сменилась рассветом, прежде чем Джон нашел место, описанное Айзеком: кипарис вдалеке от края воды, забытый великан с пустоткой между корнями, достаточно большой, чтобы в ней мог спрятаться человек. «Тихое местечко, – сказал Айзек. – В таком приятно делать детей. Рассвет – любимое время. Ни о чем другом она и не думает. Я отвлеку ее».

Джон лежал между корнями, когда пришел первый свет. Туман, мох, деревья за узкой росчистью – ничего больше он не видел. Лизнув палец, протер прицел. Узнает ли она его сердце, как того боялся Айзек? Почувствует ли его? Джон уже встречался дважды с Айзеком и знал кое-что об Айне. Она была добра к оставшимся, но невыдержанна, а когда впадала в ярость, страшна. Требовала преданности и любви, а от Айзека еще и детей. Всех, сколько можно. Их первой дочери было два месяца, а она уже хотела вторую. «Говорит, время между ночью и днем благословенно, так что мы придем в сером свете. Если солнце поднимется над деревьями, значит, у меня не получилось, и вы тогда уходите. Этим болотом владеет она. Владеет так, как вам и не понять».

Джон и не сомневался. Она давала жизнь, она и забирала…

Он погнал прочь мысли о том, что она забрала, и постарался сосредоточиться на прицеле и спусковом крючке.

Пусть только придет.

Господи, если только ты любишь меня…

Наверное, Господь любил его. Движение за деревьями, девичий смех, так мало вязавшийся с образом Айны в его памяти. Держа Айзека за руку, она шла с высоко поднятой головой, покачивая бедрами. Потом остановилась, привлекла к себе и поцеловала в губы. Поцелуй был долгий, многообещающий. Джон прижался щекой к ложу и прицелился. За ним тоже остались обещания.

За Спенсера.

За Мэрион.

Айна ступила на мох. Айзек отстал на полшага. Джон взвел курок. То ли услышав, то ли почувствовав, она вскинула голову и напряглась, а взгляд уже безошибочно метнулся к его укрытию. Айна открыла рот, но Джон, не медля и без колебаний, спустил курок. В тот же миг она отклонилась, так что прямо в сердце, как он хотел, пуля не попала, а угодила в руку. Женщину развернуло и бросило на мох, такой мягкий, что Джон не чувствовал его под ногами, пока бежал от кипариса. Добежав, остановился над ней, поднял руку с револьвером и прицелился. Даже с перебитой рукой, Айна перекатилась на спину. Ее черные глаза полыхали.