Безликий - [2]

Едва я вылез из машины, ко мне направился местный опер. Среднего роста, коренастый, он был одет в плотную куртку, несмотря на то, что вечер выдался теплый.

Я молча предъявил удостоверение.

– Лейтенант вас ждет. – Опер махнул в сторону развалин, где среди зарослей виднелись фигуры полицейских и натянутая желтая лента.

Я отправился на поиски того, кто занимался местом преступления до моего прибытия. Проходя через мостик, не удержался и перегнулся через перила, чтобы взглянуть на воду. Из-за осевшей на выстилающих дно булыжниках ржавчины она казалась желтоватой. Не хотелось бы свалиться в нее и сломать себе руку или ногу: для ныряния здесь было слишком мелко.

Когда я оказываюсь на мосту – неважно, высоком или низком, – меня тянет посмотреть вниз, на текущую или колышущуюся воду. В такие мгновения все тело, начиная с ног, охватывает оцепенение, и думаешь лишь о том, что там внизу, в черной сверкающей пучине.

Холод и отсутствие воздуха.

Ужас погружения и вода, рвущаяся в твои легкие.

Заставив себя оторваться от перил, я двинулся дальше. Обогнув по дорожке заросли кустов, я направился к развалинам из красного кирпича, обнесенным полицейской лентой.

Это был Баболовский дворец. Сейчас от него мало что осталось, но все равно было видно, что строился он в виде маленького готического здания с узкими, начинавшимися от самого пола стрельчатыми окнами. Крыша была только на круглом павильоне, где располагалась Царь-ванна, но она выглядела слишком новой, из чего я сделал вывод, что соорудили ее не так уж давно – видимо, чтобы защитить достопримечательность от дождя и снега.

Заметив полицейского без формы, я подошел прямо к нему.

– Старший лейтенант Самсонов, меня прислали из Питера, – сказал я, протягивая руку.

– Димитров, – представился тот, окинув меня нарочито равнодушным взглядом.

Он был невысок, но плечист, под рыжей курткой из тонкой кожи виднелись мускулистые руки и грудь – полицейский явно немало времени проводил в качалке.

– Быстро вы приехали, – добавил он, проведя ладонью по темным волосам, отчего они не стали лежать ни лучше, ни хуже.

– Прилетел на крыльях долга, – ответил я, осматриваясь. – Где труп?

– Внутри. – Димитров указал на пролом в стене, к которому вели дощатые мостки. – Посмотрите?

– Может, сразу перейдем на «ты»? – предложил я. – Работать-то вместе.

Лейтенант слегка пожал плечами – мол, да как угодно.

– Хорошо, – сказал он. – Тогда я – Рома.

– Валера.

Димитров кивнул и пошел к пролому, на ходу объясняя, что случилось.

– Тело нашли местные велосипедисты. У них маршрут проходит через Баболовский парк, и сюда они часто заезжают передохнуть. Заглянули внутрь и увидели, что ванна наполнена водой, и в ней кто-то плавает. Человек не шевелился, и они его окликнули. Он не ответил, тогда один из велосипедистов полез внутрь и нашел труп. – Димитров вскарабкался по мосткам и вошел в развалины, исчезнув из виду.

– Тело достали? – спросил я, залезая следом.

Внутри пахло человеческими экскрементами и тиной.

– Да. Воду еще не сливали. Ждем, пока насос подвезут. Криминалисты взяли пару литров на анализ, соскобы какие-то сделали. В общем, можно осушать.

Я переступил с мостков на полати, идущие вокруг знаменитой гранитной Царь-ванны, в которой купалась Екатерина Великая. Этого серого каменного монстра не смогли поднять и увезти в Германию в виде трофея даже фашисты – сорок восемь тонн оказались неподъемными. Теперь же вместо молока в ней была желтоватая вода, из которой перед моим приездом извлекли труп.

Лично я принимаю ванну очень редко. Мне попросту лень ждать, пока наберется вода, да и помещаюсь я в нее не целиком. Ноги не распрямишь. Вот если бы у меня была квартира побольше… но это мечты.

Словом, как правило, я принимаю душ. Но иногда все же хочется просто полежать в воде, закрыв глаза, и подумать о чем-нибудь отвлеченном. В таких случаях я всегда потом вылезаю из ванны прежде, чем вытащить затычку.

В детстве мама читала и пересказывала потом отцу книгу, где рассказывалось о змеях, заползавших в канализационные трубы и нападавших на жильцов. С тех пор я опасаюсь скользких тварей и потому не остаюсь там, куда они могут проникнуть через какое-нибудь отверстие.

Все это пронеслось в моей голове, пока я смотрел на воду, заполнявшую каменный резервуар. Здесь, конечно, не было ни труб, ни затычек.

Я поднял взгляд. На стенах виднелись сделанные краской надписи: буквы, цифры и разные символы.

– Эти художества были тут до убийства? – спросил я.

– Велосипедисты говорят, что только те, которые нанесены черной и синей красками, – ответил Димитров. – Те, что белой, – свежие. Думаешь, их оставил убийца?

– Когда велосипедисты были тут последний раз? Не считая сегодняшнего, естественно.

– Вчера вечером. Около половины девятого. Надписей не было.

Я прошелся по полатям, прогибавшимся так, что казалось: вот-вот проломятся, и я полечу вниз. А до пола было метра два – по высоте ванны.

Белые надписи в полутемном помещении выделялись особенно хорошо. Будь я убийцей и если бы хотел обратить внимание полиции на свое послание, выбрал бы именно этот цвет.

Я вгляделся в линии и кружки, тесно выведенные на старых кирпичных стенах.